Джеймс и Сириус начали спорить друг с другом, настаивая на том, что кто-то из них, должно быть, оговорился и рассказал ей. Затем они умоляли Римуса, пытаясь убедить его, что это не они предали его доверие.
Гермиона знала, что ей нужно как-то сгладить ситуацию.
— Мне никто не говорил! — крикнула она, чтобы привлечь их внимание, и на ее щеках появился румянец. — Я не знала, что это должно было остаться секретом… Я просто… разобралась в этом сама.
Римус долго смотрел на нее, но в конце концов кивнул. Он поверил ей.
Когда эта неловкость исчезла, разговор возобновился. Всем мальчикам было очень интересно, чем она собирается заниматься теперь, когда получила все свои документы из России. Она объяснила, что с ее новыми полномочиями она будет внештатно варить зелья для Министерства. Дамблдор пришел и все устроил для нее.
Она засиделась допоздна, выпила слишком много, но на этот раз не настолько, чтобы опозориться и смеялась громче, чем когда-либо за долгое время. Утром она встала рано вместе с остальными, чтобы пожелать Римусу счастливого пути. Предполагалось, что он уедет всего на несколько недель, но она знала, что, скорее всего, пройдут месяцы, прежде чем они снова увидят его.
И после этого жизнь продолжалась. Она перестроила свою маленькую комнатку так, чтобы можно было поставить стол для заваривания кофе, и начала заполнять многочисленные контракты, которые поступали. Гермионе даже заплатили достаточно хорошо, чтобы она наконец смогла расплатиться с Джеймсом за одежду, которую он ей купил, и приобрести несколько предметов мебели для своей комнаты.
Большую часть своего времени она проводила взаперти в квартире, а это означало, что почти все свое время она проводила с Джеймсом. Кроме того, он всегда был дома, потому что, как оказалось, на самом деле у него не было работы. Гермиона была немного потрясена, узнав, что профессор Снейп был прав: Джеймс Поттер был ленив и высокомерен.
Однажды она спросила его, как он может довольствоваться тем, что просто бездельничает весь день. Джеймс пожал плечами и повторил свое заявление о том, что у него большое количество галеонов, чем он когда-либо сможет потратить. Гермиона подумала, что даже если бы у нее было много денег, она все равно захотела бы что-нибудь сделать — например, прочитать все изданные в Англии книги!
Джеймсу, казалось, доставляло удовольствие раздражать ее, он часто врывался в ее комнату и затевал драки. Гермиона огрызалась на него в ответ, пока они не начинали действовать друг другу на нервы. Затем они проводили остаток дня в противоположных концах квартиры. Они всегда мирились друг с другом, обычно позже приходил Джеймс, чтобы извиниться.
Возможно, у него действительно было немного больше общего с Гарри, чем она первоначально думала, размышляла Гермиона.
Гермиона как раз собиралась приготовить свою последнюю порцию зелья Мопсуса для Отдела тайн, когда Джеймс ворвался в ее комнату и встал у нее за спиной.
— Что ты делаешь? — спросил он, его дыхание щекотало кожу возле ее уха.
Она развернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, удивленная тем, что он стоял так близко.
— То же самое, что я делаю каждый день, Джеймс, — сказала она, отступая назад, пока не прислонилась к своему столу для зелий. — Заваривается.
Он издал негромкий звук раздражения.
— Это так скучно, — сказал он. — Пойдем, нам нужно куда-нибудь сходить. Мы могли бы пообедать или заняться чем-нибудь веселым.
Она прикусила нижнюю губу, когда он подошел к ней на шаг ближе, вторгаясь в ее личное пространство. Если и было что-то, к чему она никак не могла привыкнуть, так это то, как кокетливо он вел себя с ней.
— Я знаю, тебе нравится проводить со мной время, Грейнджер, — добавил он, одарив ее высокомерной ухмылкой.
Это было частью проблемы. Ей действительно нравилось проводить с ним время. Он был остроумен, сообразителен и хорош собой. Только она должна была вернуть его к Лили, а не проводить дни, вздыхая по отцу Гарри!
— Очевидно, ты очень высокого мнения о себе, — сказала она, сглотнув. Почему ее сердце так сильно колотилось в груди?
— Трудно этого не сделать, — ответил он.
— Ну, ты продвинулся в легком чтении, которое я тебе дала? — спросила она, подумав, что обед мог бы стать хорошим перерывом, если бы она добилась прогресса.
Джеймс тут же отступил назад и усмехнулся.
— Мерлин, ты действительно опять об этом?
Гермиона не понимала, в чем тут дело. Она дала ему пару книг, которые ему было бы полезно просмотреть, чтобы выследить крестражи и узнать больше о добывании яда василиска. Джеймс сначала отказался, заявив, что это были мрачные тексты, но она еще не сдалась.
— Это была важная работа для Ордена, — фыркнула она. — Я не понимаю, почему ты не можешь прочитать ни одной жалкой книжки, когда ты ревностно читаешь журналы по квиддичу! Как будто я имею дело с ребенком.
— Может быть, потому, что я больше не учусь в школе, а ты не мой профессор. Ты не можешь просто так давать мне домашнее задание, как чертову ребенку, — бушевал он. — Я не обязан делать ничего такого, чего я не хочу.
— Годрик, как ты оказался в Гриффиндоре, для меня чертова загадка, — зарычала она него Гермиона. — Я думала, вы, ребята, должны быть благородными…готовые поступать правильно.
Гермиону сразу же охватило дурное предчувствие, когда она увидела, каким абсолютно опустошенным выглядел Джеймс в ответ на ее вопрос. Она помнила, как ужасно себя чувствовала, когда люди предполагали, что из нее получилась бы отличная Когтевранка, чем Гриффиндорка. Как будто она была недостаточно хороша. Она знала, что позже ей придется извиняться за это, но в тот момент она была слишком упряма и зла, чтобы извиняться.
Но Джеймс часто отдавал столько же, сколько получал. Его обида превратилась в гнев, и она знала, что он попытается причинить ей боль.
— Что ты вообще все еще здесь делаешь? — спросил он с усмешкой. — Дамблдор сказал, что ты должна оставаться с нами только до тех пор, пока не встанешь на ноги. Теперь ты это сделала.
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила Гермиона, удивленная комком в горле. Она и не подозревала, как сильно ей нравилось быть здесь с Джеймсом, Сириусом и Римусом.
— Да, — сказал Джеймс. — Не похоже, что мы друзья. Римус согласился только потому, что он слишком вежлив, чтобы сказать «нет».
— О, — сказала она, чувствуя, как у нее перехватывает голос из-за комка в горле. Она думала, что они действительно стали друзьями за те несколько недель, что она провела тут. Теперь же она просто почувствовала смущение, осознав, что явно злоупотребила гостеприимством.
— Гермиона…
Она прервала его прежде, чем он успел закончить.
— Конечно. Мне пора уходить, — сказала она, не в силах вынести мысли о том, что он отступит. Он никогда не сможет отменить свои слова. Ей всегда оставалось гадать, что из этого было правдой. — Я освобожусь к концу недели.
— Ты не обязана этого делать, — настаивал он.
— Нет, я действительно хочу, — ответила она. — Сейчас, Джеймс?
— Хмм?
— Убирайся из моей комнаты, — решительно сказала она.
Он выглядел так, словно хотел остаться и поспорить с ней подольше, но суровый взгляд, который она бросила на него, убедил его в обратном. Как только он ушел, она заперла за ним дверь, немного сильнее, чем намеревалась.
Гермионе ничего так не хотелось, как запереться в своей комнате до конца выходных, слишком смущенной, чтобы снова встретиться лицом к лицу с Джеймсом или Сириусом. Она могла просто забраться в постель и заплакать, чувствуя себя более одинокой, чем когда-либо за последние годы. Ее зелья кипели у них на столе, и их не нужно было беспокоить еще сорок восемь часов.
Но она не могла, не тогда, когда знала, что нужно так много сделать.