В тот день небольшая группа толпилась вокруг Кэлвина, ожидая прибытия символического бульдозера. Это была разношерстная команда: подростки с кольцами на пальцах рук и ног, в ушах и носах; студенты, воодушевленные идеализмом своей юности; и взрослые за тридцать, дети шестидесятых, которые интегрировались в общество с работой, домом и детьми – как Роуз. В отличие от многих своих сверстников, Роуз не отказалась от всего своего юношеского идеализма в обмен на собственный комфортабельный дом в пригороде. Она все еще находила время, чтобы быть активной в сообществе и помогать организовываться вокруг дел, в которые она верила. Несмотря на то, что они с братом выбрали очень разные жизненные пути – он был полицейским, а она женой и матерью, – у них была общая сильная моральная конституция.
Роза оглядела пейзаж, гадая, когда прибудет бульдозер. Они собирались встать перед ним, предотвращая дальнейшую расчистку, по крайней мере, до тех пор, пока их не арестуют. Hydro получила постановление Верховного суда, разрешающее полиции арестовывать любого, кто препятствовал работе компании по раскопкам, нанятой для расчистки полосы отвода. Их действия не помешали бы Hydro расчистить землю, но Роуз надеялась, что, по крайней мере, Hydro дважды подумает в будущем, прежде чем продвигать проекты без консультаций с общественностью.
Ей не нравилась идея быть арестованной, но, по ее мнению, протест – это не то же самое, что нарушение закона. Все они заявили бы о своей «невиновности» в причинении вреда обществу, потому что, видит Бог, они испробовали все другие возможные юридические средства, только чтобы провести публичное слушание. Учитывая, что этот проект в конечном итоге будет оплачен через фонды Канадского пенсионного плана, предоставленные Hydro по ставкам ниже рыночных, она и ее сообщество платили за это. Самое меньшее, что правительство им задолжало, – это публичные слушания, чтобы определить, действительно ли это необходимо.
Ее брат был очень обеспокоен аспектом ее работы, связанным с гражданским неповиновением, но, как она объяснила ему, идея состояла не в том, чтобы вступать в конфронтацию с полицией, а в том, чтобы выразить несогласие с гидропроектом. Полиция не несла ответственности за решение довести дело до конца: они были там для того, чтобы обеспечить соблюдение законов. Кэлвин и другие очень старались объяснить полиции, что это вопрос совести, а не нарушения закона.
Кэлвин возвышался на голову над остальной группой. Он был прирожденным лидером, и ему это нравилось. Роуз обнаружила, что ее необъяснимо привлекает его загорелая, грубоватая, приятная внешность. В нем было что-то животное, что возбуждало ее, хотя она никогда бы не воспользовалась своим влечением. Внезапно ее внимание вернулось к реальности из-за глухого рева бульдозера, приближающегося к горизонту. Она легкой трусцой подбежала к небольшой группе протестующих, которые выстроились в линию поперек дорожки, по которой бульдозер должен был пройти между деревьями. Перед бульдозером выстроилась шеренга полицейских в форме, готовых произвести обычные аресты, как они делали всю неделю. Кэлвин Хилл стоял в середине шеренги, а остальные шестеро стояли по трое с каждой стороны от него.
За несколько дней до этого, в воскресенье, 12 августа, большая группа из двадцати пяти протестующих окружила бульдозер. Владелец землеройной компании Джордж Эдж прибыл в тот день, чтобы сесть за руль бульдозера. В ходе последовавшей стычки одна из протестующих подошла к рабочему с магнитофоном, чтобы задать несколько вопросов, но мужчина схватил ее за руку и швырнул магнитофон на землю. Другой рабочий схватил камеру, которую один из протестующих использовал для документирования событий, и ударил его ею по голове. В последнем акте неповиновения Эдж продолжил вести бульдозер сквозь толпу, ударив по лодыжке одного из протестующих, когда тот проходил мимо. Хотя КККП находилась примерно в ста футах от них, когда все это происходило, они не вмешивались. Позже они утверждали, что ничего не видели.
Роуз молилась, чтобы сегодняшний протест был более мирным, и ее молитвы были услышаны. Когда бульдозер приблизился, подошли полицейские, надели наручники на каждого протестующего и отвели их к ожидавшему фургону. Никто не сопротивлялся, потому что цель их блокады была скорее символической, чем для того, чтобы фактически остановить ход раскопок. Один из полицейских помог Розе забраться в полицейский фургон, который был почти полон протестующих. Она неуклюже протиснулась между их коленями к небольшому месту между Кэлвином Хиллом и другой молодой женщиной. Когда она садилась, ее бедро слегка коснулось ноги Кэлвина, но он был так поглощен разговором, что даже не заметил. Через маленькое грязное окошко напротив она смотрела на проносящиеся мимо сосновые леса.