Петро поднялся, расправил худые, острые плечи и вдруг зашелся от кашля.
— Замучил меня, проклятущий. Ну, как там мать?
— Жива-здорова. Велела кланяться.
— А я, видишь… по две смены… целые сутки в угольной пыли… Разгружаю… Хату строю… Жена, трое детей, ютимся в землянке.
В поисках работы Григорий обошел тогда все заводы, но без поручительства, как и предупреждал брат, устроиться не смог. У проходных — толпы безработных. Управляющий гвоздильным заводом Ганке появлялся на улице только в сопровождении двух здоровенных гайдуков. Все знали: подойдешь слишком близко просить работу — огреют нагайкой.
Пока Петро искал, как и куда пристроить брата, Григорий не терял времени даром: копал глину, месил и формовал кирпичи, сушил их на солнце — помогал класть хату. Наконец устроился и сам — учеником токаря на Брянский завод, на эту вот мрачную махину…
— Ты чего на мост забрался?! — прервал охранник воспоминания Григория.
— Мне в Брянскую колонию.
— Да как ты смеешь по директорскому мосту? Убирайся отсюда!
— Я спешу, а ворота для рабочих далеко…
— Женись на директорской дочке, тогда будешь топать по этому мосту… Ступай назад! Нет, стой… Дай-ка мне свой заводской номер! — И караульный записал номер Петровского.
По заводскому двору, как раз под мостом, проезжал в это время небольшой паровозик, тянувший груженную чугунным литьем платформу. На повороте он замедлил бег, платформа, будто споткнувшись, качнулась, приподнялась и рухнула набок… Пронзительный женский крик заглушил грохот.
Сбежались люди. Появился рабочий в замасленной блузе. Он растерянно топтался на месте и беспомощно разводил руками. Белые, бескровные губы не могли вымолвить ни слова. Это был муж пострадавшей.
— В больницу!
— Быстрей!
И как стук молотка по крышке гроба:
— Поздно…
Люди, привыкшие к ежедневным жертвам и увечьям, молча разошлись по своим местам…
В следующую субботу, когда Григорий, отстояв длинную очередь, подошел к окошечку кассы, чтобы получить свою зарплату, кассир протянул ему желтоватую бумажку — расчетный лист.
— Почему так мало? — удивился он. — Тут какая-то ошибка.
— Никакой ошибки. — Кассир порылся в ящике с бумагами и равнодушно добавил: — Нужно ходить там, где тебе полагается, и помнить, что ты не директор и не инженер.
«Вот оно что — директорский мост», — вспомнил Григорий и хотел еще что-то спросить, но сзади шумно напирали:
— Чего прилип к кассе?
— Инженером захотел стать?
— А директором не хочешь?
Свой брат — рабочие выкрикивали обидные, разящие в самое сердце слова.
— Чего расшумелись? — раздался могучий бас, и все сразу приумолкли.
Григорий оглянулся и увидел дюжего парня, приветливо улыбавшегося ему; показалось, что он уже где-то его встречал. Но, оскорбленный и осмеянный, Григорий, понурив голову, отошел от кассы, сжимая в руке убогий заработок. В груди кипели негодование, злость против притеснителей и обида на полное равнодушие окружающих. Людей ни за что штрафуют, вырывают изо рта последний кусок, а они рады посмеяться над бедой товарища. А ведь почти каждый из них не раз оказывался в таком же положении.
Уже за воротами завода он снова услышал знакомый голос:
— Ты что же, друже, своих не признаешь?
— А, это ты! — Григорий теперь узнал лодочника, который подобрал его на Днепре после кулачного боя. — Я так расстроился, что…
— Не обижайся, они не по злобе. Давай лучше знакомиться. Хотя я тебя уже знаю — ты токарь из мостового Григорий Петровский. А я работаю в доменном, зовут меня Степаном. Степан Непийвода.
— Непийвода… чудно. Видно, твой предок был запорожцем?
— Может, и был.
— Воды не пьешь, а сам всегда на воде, — пошутил Григорий.
— Чтоб людей повидать…
— Тех, кто бьется на кулаках?
— И тех тоже. Наблюдал, как ты дрался… Молодец, что не сплоховал! Но эта драка ничего не стоит.
Григорий с интересом глянул на Степана, а тот сказал:
— Приходи завтра ко мне. — И дал адрес.
— Приду.
В воскресенье Григорий появился в маленьком палисаднике отца Степана — Ивана Макаровича. Возле низенькой, покрытой гонтом хаты зеленел клочок земли, на котором в свободное время любил повозиться хозяин. Хлеборобская душа Непийводы тосковала по земле. Безземелье и погнало его в город. Он стал литейщиком. Работа тяжелая, опасная, однако заработок неплохой. Непийвода трудился, что называется, до седьмого пота. Мечтал скопить денег, вернуться в село, обзавестись хозяйством, конем. Чего стоит безлошадный крестьянин?