— Да не в математике дело, Лиза, — мотая своей головой, подруга едва не переходит на крик. Закусывает сжатую в кулачок ладошку и крепко жмурится, словно это поможет удержать непослушные слезинки, крупными каплями орошающие порозовевшие щеки.
— А что же тогда? Родители?
— Федька… — произносит одно лишь слово, а мне и спрашивать больше ничего не надо. Два дня назад он заявил, что теперь встречается с Алисой — тихой, незаметной девушкой с параллельной группы. Устал обивать Танины пороги и с того дня больше ни разу не взглянул ни то что на ее лицо, а даже вырез ее блузки оставил без внимания. А это о чем-то, да говорит…
— Не нравлюсь я ему больше!
— Ну и черт с ним! Моя тетка говорит, что толку от этих парней все равно не будет… — не знаю, с чего вдруг вспоминаю Вику, но именно сейчас считаю, что ее словам можно верить.
— А он хороший, Лиза! Цветы вон дарил! Контрольные за меня делал! — всхлипывает, пропуская мимо ушей мои утешительные речи, и сбрасывает со стола тетради.
— Давай я буду их решать! Мне нетрудно, они однотипные!
— Да ну ее эту математику! Люблю я его, хоть и пухлый! И прическа такая дурацкая! А он с этой Алисой… — еще больше раздается плачем, теперь завывая в голос. — Не понимаешь ты просто… Я их вместе вижу, и внутри все переворачивается!
— Ну, Тань, ну не реви! — уговариваю, спустя две минуты, поскольку сама она останавливаться не торопится. — Хочешь, я его позову? Скажешь, как есть, и будь что будет!
— С ума сошла? Разве такое говорят? — оторопев, Петрова забывает об истерике, теперь удивленно вытаращив на меня глаза.
— А почему бы нет? — встаю тем временем, уверенно направляясь к шкафу, вознамерившись отыскать свой спортивный костюм. В этом коротеньком платьице идти на мужской этаж мне совсем не хочется.
— А сама тогда чего молчишь? — ее слова застают меня врасплох, и я так и замираю со штанами в руках. — Сохнешь по этому Игорю, а виделись всего три раза! Каждый вечер болтаешь с ним о всякой ерунде, а до главного так и не дошла!
— А вот возьму и скажу! — со свойственной мне упертостью, я вздергиваю подбородок.
— Обязательно скажу, чтобы потом как ты локти не кусать! — добавляю уже про себя.
— Ага, пошлешь ему СМС? Или любовное письмо на ящик кинешь?
— Если надо будет, то хоть в газету объявление дам! А ты сама виновата, Самсонов за тобой два месяца бегал, а ты времени не нашла взаимностью ответить!
— Да что бы ты понимала? Сама ни разу на свидание не сходила, а о поцелуях я, вообще, молчу! — наступает на меня Петрова, задевая за живое. Ведь и вправду, разве я что-то в этом смыслю?
— А чтобы ты знала, меня Игорь в театр позвал! Свидание у нас! — нагло вру, но не испытываю ни капли стыда, не желая выглядеть бледной молью в глазах подруги. Плевать, что я первая написала, что про маму его спросила и дифирамбы ей пела, хоть всегда считала, что Эвелина Громова — актриса посредственная. То ли роли ей плохие достаются, то ли в камеру много жеманничает…
— Вот я и посмотрю, как ты решишься ему в любви признаться! Думаешь это так просто?
— Просто! Всего лишь три слова! Вот сейчас их Самсонову и скажешь! — с шумом захлопываю дверь, закрывая подругу на ключ. Нечего ей себя жалеть, пора бы за Федьку и побороться! Сначала им помогу, а потом и сама с Громовым точки над i расставлю. Ведь непросто же так он со мной общается — красивый, взрослый, опытный! Прыгну с высокого утеса, и пусть он решает, ловить меня или дать разбиться о скалы.
— Игорь Валентинович, — слышу, но намеренно игнорирую своего водителя, жестом приказывая замолчать. Я так крепко сжимаю в руках планшет, что он сейчас треснет в стальных тисках моих похолодевших пальцев. Непроизвольно тянусь к изображению на экране, желая хотя бы так почувствовать бархатистость ее кожи, и случайно сворачиваю картинку, теперь грязно ругаясь себе под нос.
— Мы на встречу не успеваем, пробку не объехать, — тем временем Витя никак не уймется, поворачивая ко мне свое раскрасневшееся лицо, и нервно елозя на водительском сиденье, ждет моих дальнейших указаний.
Что мне сказать? Что я плевать хотел на московские пробки? На китайцев, дожидающихся меня в ресторане в компании моего заместителя? Что даже начнись сейчас землетрясение, я все равно не смогу заставить себя думать о чем-то, кроме этой хрупкой женщины, устроившейся в кресле по ту сторону экрана? Жадно изучаю ее лицо (уставшее, чего не смог скрыть даже профессиональный макияж), и в который раз поражаюсь цвету ее глаз, больше всего на свете мечтая вытащить шпильки из этой строгой прически, позволив волосам цвета молочного шоколада упасть ей на плечи…