— Ну-с, как ваши поиски?'
— Спасибо. Вот, возвращаю книги. Вы и Ольга Святославовна очень мне помогли.
— Ну, что? Сейчас чайник закипит, и будем завтракать. Я яичницу приготовил.
— Это чувствуется, — с улыбкой отметил Борисов, вдыхая запах горелого белка.
Кузнецов, виновато всплеснув руками, стремглав бросился на кухню, там снова что-то загремело, и, похоже, разбилась тарелка.
Сидя за столом и с усилием соскребая со сковородки пригоревшую яичницу, Борисов, кашлянув, обратился к Кузнецову.
— Валентин Евгеньевич, я, собственно говоря, вот о чем хотел с вами поговорить...
— Слушаю вас, — Кузнецов перестал жевать и с вниманием посмотрел на Борисова.
— Дело в том, что в Митяево я поехать, наверное, уже не смогу.
— Я вас понял. Вы хотите, чтобы я поехал?
— Вы угадали. Сможете?
— Конечно. У меня сейчас отпуск. Когда ехать?
— Я думаю, завтра... У вас ведь в Митяево родственники? Так вот, остановитесь у них. Узнать, где квартируется Виталий, я думаю, не составит труда. Зайдете к нему и расскажете, что со мной случилось. А ещё лучше, я записку напишу. Передадите, и всё. Согласны? Дорожные расходы я, естественно, оплачу.
Кузнецов кивнул головой и пошел за чайником.
Борисов должен был прибыть в Митяево ещё вчера, и Ларькин теперь, не находя его, конечно, уже стал волноваться. У Юрия Николаевича была рация, но, во-первых, на таком большом расстоянии она все равно бы не действовала, а во-вторых, во время драки ей сильно досталось — пластмассовый корпус был разломан и из него во все стороны торчали разноцветные провода. Хлипкая техника. Нужно будет сказать Ахмерову, чтобы усовершенствовал, довел до прочности милицейской дубинки. Ларькин, конечно, и один там справится, потому как мужик он толковый, но сообщить ему о случившемся всё-таки не мешает.
— Николай Юрьевич, вы чем теперь заняться думаете? — спросил Кузнецов, разливая чай.
— Не знаю. Нечем мне особенно-то заниматься. Может, бумаги, которые вы мне дали, ещё раз перечитаю...
— Я вот о чем подумал. Оленька мне сразу после вашего отъезда кипу книг принесла — как знала, что вы ещё раз появитесь. Книжки об истории сектантства в России, методики каких-то психотехник... В общем, если вам интересно, вот эта минибиблиотека, и читайте на здоровье. Оленька уверяла, что эти книжки смогут вам помочь. — Кузнецов полез в книжный шкаф и вынул оттуда довольно приличную стопу.
Борисов книгам очень обрадовался — чем больше информации, тем лучше. Тем более что практической пользы от него сейчас никакой. Юрий Николаевич допил чай, помог Кузнецову убрать со стола и, предвкушая интересное чтение, завалился на диван с книжкой Станислава Гроффа в руках.
Митяево, июнь 1998 года.
Виталий попробовал закрыть глаза, потом снова открыл. Нет, сколько ни моргай, свет не исчезает. Свет везде: и вокруг Виталия, и в нем самом. Нет ни верха, ни низа, все близко и далеко одновременно. И он сам — здесь и не здесь, а внутри себя. Или это пространство в нем?
Виталий поднес к глазам руку, чтобы проверить, — через ладонь свет тоже проникает или нет. Но... рук не было. Виталий, испугавшись, посмотрел вниз — ничего не было, один сплошной свет, яркий, но не назойливый и не слепящий глаза. Ларькин сосредоточился и попытался ощутить свое тело: вот рука, вот голова, ноги... Ощущения вроде бы есть, хотя когда у человека ногу отрезают, он тоже потом ещё долгое время её чувствует. Память срабатывает... Но ведь тело может быть и другим. Вот оно превращается в шар, потом в длинную узкую ленту. Как ни меняйся, все равно это ты и не ты...
Он оттолкнулся от пустоты и полетел. Ничего не меняется, пространство вокруг неподвижно и пусто. Быстрее, быстрее... Бешеная скорость, по крайней мере, так кажется... Стоп.
Виталий попытался припомнить, что же с ним произошло... Остров, радение, он кружился... Потом его куда-то понесло, картинки какие-то перед глазами мелькали... ещё он куда-то летел, и впереди был свет... Может быть, он умер? Он читал где-то о том, что умирающие видят свет в конце тоннеля. Но почему тогда он думает, говорит? Хотя почему бы ему и не думать? Для этого тело не обязательно. И вообще, кто знает, как чувствуют себя умершие, кроме них самих. А они об этом никогда не рассказывают...
Виталий постарался крикнуть, но голоса своего не услышал, вернее, он прозвучал у него в голове, а вокруг была совершенная тишина, ненормальная, пугающая...
Нет звука, нет ни пространства, ни времени, ничего нет. Пустота. А Виталий есть?
Становится страшно. Хочется бежать, но бежать некуда. Внутри все бешено колотится, и Виталий кричит в эту бесконечную пустоту:
— Эй, есть тут кто-нибудь?
Тепло и хорошо. Весь мир рядом, вот он — большой и добрый. Мир качается, и я качаюсь на нем. Кроме него ничего нет: только он и я... Я хочу пить — он дает мне воду, а потом прижимает к себе, и из него начинает струиться вкусная белая жидкость. Он поет мне и шевелит губами, наверное, хочет думать вслух. Но я ведь и так все понимаю...
Снова бесконечный свет. Виталий трясет головой: Господи, откуда этот кусок детства? Он просто провалился в него, забыв себя, настоящего. И всё так реально... Сколько это длилось? Несколько секунд или несколько веков?
— Где я? — снова кричит в пустоту Ларькин и вдруг слышит негромкий голос: — Здесь.
Виталий оглядывается — нет никого, сплошная белизна. Потом он понимает, что и голоса-то он не слышал, он прозвучал у него в голове. Что это? Сумасшествие? Виталий напрягается и начинает четко произносить, вернее, думать, потому что голоса нет:
— Кто здесь?
— Это я с вами говорил, — раздается у Ларькина в затылке.
Виталий оглядывается — всё так же пусто.
— Почему я никого не вижу?
Голос, как кажется Виталию, усмехается.
— А себя-то вы видите? Вы видите только то, что хотите видеть.
Ну, да, конечно, Ларькин ведь знает это. А что он хочет видеть? Не эту надоевшую белизну — однозначно... Что-нибудь живописное, приятное глазу его бы устроило...
Мир вокруг начинает быстро трансформироваться, возникают какие-то сгустки и пустоты, свет перестает быть чисто белым, появляются оттенки. Виталий закрывает глаза, потом открывает — и мысленно ахает от удивления. Бесконечная белизна исчезла, перед ним нормальный земной ландшафт. Высокая горная гряда уходит куда-то вдаль, рядом тихо плещется море, солнце клонится к закату, и от его лучей гладь моря у горизонта кажется красноватой... Виталий наклоняет голову — вот он, родной. Руки, ноги — все на месте. Ларькин одет в свои любимые потертые джинсы и широкий шерстяной свитер.
Виталий оглядывается — неподалеку от него стоит человек в синем плаще и молча смотрит на Виталия. В голове у Ларькина все мешается, он понимает, что так не бывает... Незнакомец стоит и улыбается:
— Не нужно так нервничать. Сейчас вы видите то, что хотели видеть.
— Значит, всё это нереально?
— А что реально? — отвечает незнакомец вопросом на вопрос. — Вы есть? А ведь несколько секунд назад вас не было. Или были?
Виталий задумывается. Каверзные какие-то вопросы. А незнакомец стоит и все так же тихо улыбается.
— Где я? — наконец не выдерживает Виталий.
— Вы на самом деле хотите это знать?
— Конечно. Я для этого сюда и пришел... Только не знаю куда.
Незнакомец поворачивается к Ларькину спиной и медленно идет вдоль берега. Виталий идет за ним. Волны плавно набегают на камни, тихо и тепло.
— Главное, что вы должны сейчас понять, — начинает говорить человек в синем плаще, как бы заталкивая свои фразы Ларькину в затылок, — вы видите и чувствуете то, что нарисовало вам ваше воображение.
— То есть все это нереально?
— Опять вы со своей нереальностью... Вы понимаете, куда вы попали? Это другой мир, совершенно отличный оттого, в котором вы живете, и здесь действуют абсолютно другие законы.
— То есть я в другом измерении, параллельном мире?
— С вашей точки зрения — да. Вот смотрите...
Человек поднимает камень и, размахиваясь, бросает его вперед. Камень летит назад, хотя по всем законам физики этого быть не может. Виталий тупо смотрит на камни, лежащие у него под ногами, потом на своего странного собеседника.