— Пане княже, что с нами буде дале?
— Исполню все, как князь Дмитрий вам обещал, — поднял я вверх грамотку, — а пока жалую каждому шубу лисью с княжеского плеча!
Повинуясь взмаху моей руки, дворские быстро потащили заранее заготовленные шубы и накидывали их на плечи слегка опешивших гостей.
Впрочем, еще больше опешили бояре и ближники.
Так-то подобное пожалование спокон веку полагалось каждому князю или мурзе, выехавшему из Литвы или Орды на московскую службу, но вот чтобы сразу двум десяткам, да еще простолюдинам…
И не понять пока боярам, что это самая ценная инвестиция — в людей. Ничего, понемногу обтешутся.
Разбираться с чехами мы закончили к вечеру — я по специальностям, а кир Герасим по вероисповеданию. Симона из Дубы и нескольких его коллег я уговорил ехать в Устюг и там вступать в братство, что полностью совпадало со взглядами гуситов на мироустройство — их радикальное крыло не шибко любило иерархию и вообще выступало за нечто типа республики. Вот пусть там и налаживают мне самоуправление, да блауфены строят — один из прибывших умел строить эти самые передовые, насколько я понял, металлургические печи.
Вацлава Рогача наладил под Владимир, в Гусскую волость, искать подходящий песок и ставить стекольную гуту. Гидротехника Кржиштана и оказавшегося оружейником, а не пушкарем Збынека пока оставил в Москве, усиливать Пушечный двор. Выделил им вместе со златошвейкой и еще парочкой спецов слободку на горке за Глинищами, рядом с моим загородным двором — пусть начинают обустраиваться, следующих к ним подселять буду. Расписал, какие корма, где пока жить, где избы для них ставить, вроде чехам все понравилось, не обманул князь. Ну и славно, будут работать — будут и в чести, и при достатке.
Утреню в Благовещенском соборе служил сам митрополит и я понял, почему, когда он с амвона возгласил свое видение гуситского вероучения:
— От братьев наших, что от латинского злодейства бежали, мы ясно узнали, что они во господа нашего Христа верою святоотеческой, православной веруют. И в том исповедании истинно можем с ними непоколебимо соединится[22].
Громадный камень снял у меня с души кир Герасим, я-то все думал, как вписать с таким трудом добытых импортных специалистов в среду, где «латинянин» — нечто среднее между ругательством и проклятием. И потому сразу же побежал благодарить.
Ну как побежал — явился в митрополичьи палаты со всем вежеством, заодно прихватил письма, привезенные от Шемяки. Вот тоже удивительно, то месяцами тишина, то вдруг как мешок порвался и начинают сыпаться послания — от папы римского, от грузинского царя Александра, от епископа Сарского, от Никулы из Константинополя, да не только послания, от Никулы еще и целый груз книг приехал!
Ту-то я все вежество и растерял и кинулся сразу в горницу, где два инока да Феофан Григорьев, бывший митрополичий писец, а ныне глава Спас-Андрониковой школы, разбирали свитки да инкунабулы. Феофан, даром что тоже монах, на аскета совсем не похож — морда вечно улыбающаяся, румяная, глаз веселый и живой. Да и силушкой не обижен, такому бы в сыны боярские или даже ушкуйники, сабелькой махать, а вот поди же ты, книжник и грамотей!
Вот мы и зарылись в присланные сокровища. Реально сокровища — в мое время все тридцать две книги «Физики история», то есть «Естественной истории» Плиния стоят невообразимых денег! Иноки отбирали в первую очередь сочинения духовного и философского содержания, с целью экспертизы на предмет ересей, но что-то я сомневаюсь, что Никула такое пришлет. А вот всяких научных трактатов, в которых, впрочем, по нынешней традиции и теологии, и философии валом, тут много.
— Пери… илиси… иа… тик, — с грехом пополам разобрал я греческое название тома с множеством картинок.
Да, надо греческий подтягивать. Учу его помаленьку, да все никак, а тут вон какой повод.
— «Пери илиси иатрикс» или же «О лекарственных веществах», — поправил меня Феофан, — знаменитого древнего лекаря Диоскорида Педания сочинение.
— Это когда такой жил?
— При Нероне-автократоре, жестоком гонителе христиан.
Хрена себе, это же почти полторы тыщи лет тому назад! Не, поменьше — веков тринадцать, но все равно, старовата книжечка, надо бы чего поновее. И Феофан словно услышал мои мысли:
— Вот «Иатрики методос», иже «Способы лечения», книга Иоанна Захарии, коий был актуарием византийского двора.
22