В тех же залах та же прислуга вновь облачила Мальчика в лучшие одежды детдома; попал он в теплые объятия Хозяйки, в машине заснул, а когда разбудили — мрак колонии. И прижимая к своим пышным бедрам, Хозяйка опять отвела его в мальчиковую казарму, все уже спали, и она помогла ему тоже лечь, погладила по головке и приказала:
— Смотрите за ним, — самой доброй воспитательнице.
Больше Мальчик ничего не помнил, он очень устал, он хотел только спать… И вновь это странное видение: он в родном разбитом, грязном «Детском мире», а совсем рядом, недалече — «иной» сказочный мир. И он не знает, как быть, что делать? Но тут оставаться страшно, он уже слышит, он явственно чувствует, будто не одна, а множество крыс подкрадываются к нему и уже не только принюхиваются, а трогают, даже начинают кусать его ноги и руки, и он хочет вскочить, хочет бежать в тот «иной» мир, и с трудом, с усилием, но делает порыв, шаг, другой, и вот он «иной» красочный, сказочный мир. И вдруг в честь него салют, огни, огни, так что все, даже под ногами, меж руками загорелось. Он вскочил, истошно крича, побежал по казарме, бился о кровати, табуретки, тумбочки, а огонь все горит, все жарит его. Наконец, включился свет, он попал в объятия воспитательницы; все детдомовцы спят, не шелохнутся, и только Дима рядом, с перевязанной головой, и он, увидев обожженные руки и ноги Мальчика, заорал:
— Сволочи, гады! Вы будете вечно жить в этом мире, в этой красной стране, меж этих огней и крови.
А воспитательница на руках отнесла плачущего Мальчика в свой кабинет, уложила в свою кровать, стала спешно звонить. Вскоре появился очень высокий мужчина в белом халате.
— Да, детская жестокость порой похлеще взрослой, — констатировал он, бегло осматривая конечности Мальчика. — «Двойной велосипед» — это когда меж пальцев рук и ног вставляются множество головок спичек и одновременно зажигаются… Обычно это применяют в тюрьмах, реже в армии. Но здесь, среди детей? И откуда им это ведомо? — Колония, — тихо прошептала воспитательница.
— Ему нужно стационарное лечение, наверняка и оперативное вмешательство. Нежная кожа очень уязвима.
— Так отсюда вывозить детей нельзя.
— Хм, только по решению суда продавать? — ухмыльнулся мужчина.
— Да, — тихий голос воспитательницы.
— Как раз сегодня были смотрины.
— Я в курсе.
— Как раз его одного и выбрали.
— А-а, вот в чем дело, даже дети ревнуют, завидуют… Дожили, все хотят отсюда уехать… Но ребенка надо лечить основательно, ведь когда вам надо, вы просите разместить ваших детей в нашей санчасти.
— Да-да, конечно… Но я должна сообщить директору. Даже боюсь позвонить. Что будет!?
— Ради Бога, пока не звоните, — настоял врач. — Мы сейчас перевезем пострадавшего, а потом звоните своей Хозяйке.
Вскоре появились носилки на колесах. Мальчика закутали в одеяло. Вынесли во двор, долго везли сквозь темный лес, потом калитка, снова лес, новое здание, запах лекарств. Ему сделали укол, и не один. Он плакал, и пока обрабатывали ручки и ножки, он так и заснул со слезами на глазах.
А на следующий день, видать уже ближе к обеду, он проснулся от шума; доктор и Хозяйка о чем-то громко, эмоционально спорили.
— Видите, вы разбудили больного. Покиньте нашу санчасть, сюда вход посторонним воспрещен, — на очень повышенных тонах напирал мужчина.
Испугавшись директора, Мальчик зажмурил глаза, сделал вид, что вновь спит, и вскоре наступила тишина, а он еще долго не раскрывал глаза, пока кто-то осторожно не потеребил его по плечу.
— Просыпайся, — очень ласково лицо доктора. — Мы пригласили главного специалиста области по ожогам. Да и кушать пора.
При обработке ран было больно. Зато потом его кормили с рук, и как кормили, почти всем миром: шесть бабушек, которые лежали с ним в палате. И может быть, Мальчик этого еще и не понимал, оказывается, одна лесопарковая зона была поделена забором на две части: на одной — детский дом, на другой — дом для престарелых, где Мальчик себя чувствовал очень хорошо, если бы не споры самих бабулек относительно его судьбы. Одни утверждали, что ребенку гораздо лучше уехать в Америку, другие рьяно это отвергали. И как продолжение этого, через пару дней явились все, в том числе и «иные» люди, правда, теперь они не улыбались, а были очень озабоченные, но к Мальчику не прикасались.