А нормальное тело мне нужно, да притом поскорее. Да и не только тело, если так подумать. Мне много чего надо.
- Слышь, Кузьмич? - я взял телефон и перевел Кузьмичу тысячу рублей; благо что банковские переводы были подвязаны к простой мобильной связи. – Сгоняй завтра в город, договорись с кем-нибудь, чтобы нам сеть провели.
- Хах, - только и ответил Кузьмич, но тут вдруг:
- Дилинь-дилинь, - пропищал его телефон.
Бородатый во все глаза вытаращился на уведомление.
- На остаток найми охрану. Возьми максимум людей, - только толковых, - и заплати им за первую неделю. Дальше придумаю, как с ними рассчитываться, - я отставил от себя почти что полную тарелку. – Спасибо, Любаш. Очень сытно. Но давай-ка впредь мы будем есть что-нибудь… м-м-м… поизысканней. И с мясом. Договорились?
- Договорились.
- Ну тогда подготовь мне к утру списочек продуктов. Про соль я помню. Соли сразу несколько пачек возьму.
- Илья Ильич, - это Кузьмич проверил баланс своей карты и отложил телефон. – Ты… но… как… откуда… Илья Ильич! – из-под ушанки чуть ли не дым валил.
- Да не ори ты так.
- Откуда деньги!? Что с тобой такое!? Ты не такой! Не как обычно! Что произошло!?
- Кхм-кхм…
Ладно. Действительно, от думающего человека такие перемены не ускользнут. И думающему человеку нужно объяснение. Оттягивать больше ни к чему.
- Джакузий Кузьмич, ты только не пугайся, - попросил я.
- Чего мне пугаться?
- Это может тебя немножко шокировать.
- Чего может меня шокировать?
- Возможно, это перевернёт твое представление о мироустройстве в целом.
- Да не томи уже, Илья Ильич!
- Я начал заниматься с психологом, - я пристально и не мигая уставился Кузьмичу в глаза. – Прогресс, как ты видишь, на лицо.
- И правда, Илья Ильич, - закивала Любаша. - На лицо, ага. На лицо.
Ох, родная. Повторяй это почаще.
- Мне объяснили, в чём я был не прав, - продолжил я. - Мне объяснили, что моя модус операнди нежизнеспособна. Мне очень-очень многое объяснили, Кузьмич, поверь мне. И я решил, что поработаю над собой и изменюсь. Отращу яйца, накачаю мышцы, займусь в конце концов каким-нибудь делом. Отныне и навсегда я больше не тот Илья Ильич Прямухин, что был раньше.
Кузьмич ненадолго замолчал. Задумался.
- Модус операнди – это чо? – наконец спросил бородатый.
- Модель поведения.
- А-а-а, - протянул он. – Понятно. Ну… Что ж? Хорошо, раз так. Завтра съезжу в Торжок, договорюсь про сеть.
- Я с тобой поеду. У тебя автомобиль?
Кузьмич и Борзолюба разом расхохотались. Кузьмич, так тот аж до истерики разошёлся.
- Автомобиль, - повторил он, смахнув слёзку, и встал из-за стола. – Могу Любкин велосипед дать, если со мной поедешь. Только он розовый.
- И с катафотами! – накинула Любаша. – Ебать как они светятся, барин, ты даже представить себе не можешь! Просто ебейше!
Велосипед? Ладно. Не страшно. Ноги тоже нужно качать, вот заодно и займусь.
- М-м-м, нет, Кузьмич, - ответил я. - Ты бери Любкин, а я поеду на твоём.
- Как скажешь, Илья Ильич. Ты же барин.
Тут наш праздничный ужин подошел к концу. Кузьмич с дочкой двинулись к выходу - жили они в пустой деревне близ поместья, в одном-единственном обитаемом доме.
Я лихорадочно перебирал в голове варианты, как бы заставить Любашу задержаться. Да, мой голод был вполне терпим, но зачем оттягивать неизбежное? В голове я уже тысячу раз проиграл сцены жаркого порева с Любашей. Я уже активировал силу визуализации и отправил Вселенной запрос, так что пускай теперь исполняет, сучара бесконечная.
- Доченька, иди, я догоню, - сказал Кузьмич и открыл перед девушкой дверь. - Илья Ильич, разговор есть.
Я в последний раз бросил взгляд на Любашину задницу, пока та ещё была в поле зрения, и чуть не заскулил от досады. Ну какой ещё, блядь, разговор!?
- Слушаю, - сказал я.
- Илья Ильич. Я прямо говорить буду. Твой этот модус операнди. Он как-то слишком уж быстро поменялся. Ты прям как этот стал, - Кузьмич задумался. – Мужик как будто.
Вот это комплимент. Спасибо.
- Уверенный такой, - продолжил Кузьмич. – Спокойный. И Клоновскому отпор дал, и денег добыл откуда-то.
- И ещё добуду, не сомневайся.
- Да-да, - кивнул Кузьмич. – Не сомневаюсь. Я сейчас о другом.
Бородач замолчал и уставился мне прямо в глаза. Уставился так, будто решил поиграть со мной в гляделки. Кто первый моргнёт - тот петух, ага. А взгляд у него холодный, как лёд. Волчий какой-то.
Что-то он такое собрался сказать, после чего пути назад не будет ни для него, ни для меня. Что-то важное. Что-то очень и очень серьёзное.