Я сунул Романову в еблет, а после подробно рассказал младшей сестрёнке о том, как следует вести себя с такими вот наглыми дядями.
— Получив своё первое пиво дядя не успокоится, — сказал я.
— Да успокоюсь я… ай!
— А второе будет уже не просить, а требовать.
— Да я клянусь, блин… ай! Мне плохо, блин! Да ай! Да блин! Да больно же!
— Дядя сейчас не в себе, — продолжил я. — Его слушать не надо. Дядя сейчас себя очень жалеет.
— А почему?
— А это он сам себе придумает. Наверняка уже придумал.
Романов помолчал минуту, — как раз-таки пожалел себя с удвоенной силой, — а после начал снова. И ладно бы просто раздражал, так нет же. Андрей Палыч мешал работать дедушке Бигдику. Старик и так не новый, ему ману генерировать в разы сложней, а эта сволочь раз за разом сбивала ему каст. За всё то время, которое мы простояли в пробке, дед Бигдик так и не успел срастить мне рёбра.
Так что как только мы выехали на трассу и за окошком замелькал лес, мы тут же остановились, выволокли Андрея Палыча на обочину, чуть попинали всей толпой, заткнули рот какой-то тряпкой, связали и сунули в багажник.
Ехать стало куда приятней.
Теперь, в тишине, я мог немножечко подумать. И думал я в первую очередь, конечно, о Романове.
Что ж. Пу-пу-пу. Признаться честно, я ожидал другого. Я ожидал, что найду в Мытищах потешного алкаша, который будет весело шутить, влипать в забавные истории, пьяненько хихикать и вытворять всякие нелепые штуки, типа там… падать, терять штаны, громить санузел… или быть может… брать микрокредиты? Короче, я думал, что найду комичного алкаша.
А кого я нашёл в итоге? Алкаша прозаичного. Мерзкого, вонючего и несносного. Отравляющего жизнь себе и всем, кто подвернётся под руку.
Вот так.
О чём ещё я думал? О некотором несоответствии внешности Андрея Палыча с его поведением.
Блядь…
Молодой мужик! Годков так-эдак двадцать… три? А может быть чуть больше. Довольно крепкий. Не оплывший. Никаких следов деградации на лице. Даже наоборот! Я аж поверил Гжельскому Богу насчёт его призвания — рожа у Андрея Павловича Романова была аристократичней, чем у нас всех вместе взятых.
Быть может прозвучит по-пидарски, но сделать из него красавца-мужчину как нехуй-нахуй. У него для этого уже всё есть; осталось лишь перестать кочевряжиться. Гордый профиль, сталь в глазах — ну Император, ёпьте.
Что ж. Как бы там ни было, я уверен, что всё не так просто и над этой загадкой мне ещё предстоит поломать голову.
— Что дальше делать будешь? — спросил Вышегор.
— М-м-м…
Я хотел было ответить, мол: «Не знаю» — но тут же поймал себя на унынии. Не-не-не-не! Не моя тема. Так что я стряхнул с себя всю эту мерзкую алкашную энергетику и весело ответил, что дел, мол, дохуя.
А так оно и было!
Пока я буду разгадывать загадку Богов, я столько всего успею сделать! Святопросту дружину сколотить — раз. Поля авокадами, — авокадом? — засеять — два. Любаше с её рекламным агентством помочь — три. Черепашкину в поместье заманить — четыре. С Неврозовым разобраться — пять. С Мутантина ништяков выбить — шесть. Продолжать?
— Ребятам позвони, — сказал я Вышегору. — Спроси, получилось ли у них найти для крокозы кракозла?
— Ага, сейчас наберу.
Развитием клана я буду заниматься, вот чем. Развитием клана.
Я воспрял духом, выкинул из головы Романова и стал глядеть в окно. Полюбоваться видами — а чобы нет?
Мы как раз проехали через защитную стену Твери и покатили по Эммаусу. Знакомые места. Помню-помню бегал тут по полю молоденьким говнарём: слэмился, прыгал, козу показывал.
Ну то есть, конечно же, я делал всё это не тут, а в моей родной реальности. Альтернативный Эммаус был совсем другим.
Вместо сельских домиков здесь вдоль дороги стояли какие-то заводские цеха — двухэтажные, ухоженные, аккуратно крашенные; по меркам заводских цехов я бы даже сказал «красивые». А вместо поля, на сколько хватит глаз — кустарник с гроздьями красных ягодок. Причём кустарник был высажен рядками. Как будто виноградник.
— А это что растёт? — спросил у Вышегора.
— Боярышник.
— А нахера так много?
— Настойку делать.
Ну всё понятно, да.
Тверь мы проехали без особых проблем. Во всяком случае, ничего необычного я не заметил. Зато на выезде…
На выезде мы встряли в какую-то нереальную пробку. Длинную, нудную, вообще недвижимую. Всё повторилось, как тогда в Торжке — гудки автомобилей, мат, жара, вонища. Вот только если тогда я прекрасно понимал, чем вызван затор, то сейчас не имел об этом ни малейшего представления.