— Ладно, — сдался Несутин-старший. — Хуже уже не будет.
Затем он нажал на кнопочку связи с секретарём и попросил срочно привести охранника дядю Витю в операционную…
ЧУТЬ ПОЗЖЕ. ТАМ ЖЕ.
— Ради такого дела я согласен, — сказал дядя Витя.
Старенький, скрюченный, совсем морщинистый. За поседевшими усами почти полностью беззубый рот, да и хитин местами протёрся чуть ли не до основания. Дяде Вите было уже тридцать лет; солидный срок для клона.
— Делай что надо, сынок.
Старый клон бойко залез в преобразовательную капсулу и удобно устроился на стульчике.
— Да не беспокойтесь, дядь Вить. Всё будет хорошо, — Лампосвет застегнул у него на голове специальный шлем.
— Ты меня давай не успокаивай… ай, — охранник чуть дёрнулся, когда иголка вонзилась меж двух панцирных пластин на сгибе локтя. — Я уже ничего не боюсь. Я своё уже пожил, так что если помру, не обижусь. Главное сейчас другим помочь. Так что давай, врубай свою шарманку.
— Хорошо, дядь Вить. Готов?
— Готов.
По трубочке побежал мутагеновый раствор. Зажужжал преобразователь. Дядя Витя сжал зубы и изогнулся всем телом, а Лампосвет Несутин достал из кармана флакон и попшикал на себя феромонами пчелиной матки.
Да, Лампосвет не собирался никого лечить. Вся эта эпидемия — просто досадная недоработка. Просчёт. Ошибка. Первый неудачный опыт; и в этом нет ничего удивительного, такое сплошь и рядом. Простите, а у кого из великих учёных всё получалось с первого раза? Можете назвать имена этих гениев? Не можете? Вот то-то же.
Лампосвет был уверен, что со второй попытки у него всё получится. Пришлось хорошенечко поломать голову, но он доработал свою схему; догнал её до ума и докрутил недокрученное. Теперь-то пчелиные гены встанут нужным образом и вместо неуправляемых пчелиноголовых клонов он получит самого управляемого дядю Витю на свете.
— Как ощущения? — спросил Лампосвет.
— Ох, — только и смог сказать дядя Витя. — Худо мне. Что-то вот прям совсем худо. Ох, сынок. А оно так и должно быть?
— Да-да, — ответил Несутин-младший. — Потерпи, дядь Вить.
— Ох ты ж, — дядя Витя зажмурился так, будто бы другой клон схватился клешнёй ему за причинное место. — Ох ты ж. Ох ты ж… а-а-а-а-а-А-А!!!
И снова та же самая картина, как и в прошлый раз. Чёрно-жёлтый мех, фасеточные глазки, жвала и усики. Прямо внутри преобразовательной капсулы, дядя Витя из обычного русского клона превращался в химерообразное чудище.
— Быз-быз? — спросил дядя Витя у Лампосвета, когда всё закончилось.
— Встань, — скомандовал учёный.
Дядя Витя не спешил слушаться и откровенно пустил приказ по бороде.
— Быз-быз, — ответил он.
— Встань, я сказал.
— Быз-быз.
— Я приказываю тебе! — закричал Лампосвет. — Слушайся меня, мразь! Встань! ВСТАНЬ!!!
И тут дядя Витя действительно встал. Вот только не так, как того хотелось бы учёному. Дядя Витя резко подскочил со стула, вырвал из руки катетер и прямо в шлеме, — его он просто вырвал с корнем, — бросился на Лампосвета.
Завязалась борьба. Создание восстало против создателя. Охранник дядя Витя сагрился на нерадивого учёного.
— Быз-быз! — быз-бызкал дядя Витя и клацал челюстями в считанных сантиметрах от горла Лампосвета. — Быз-быз!
— Твою-то мать, — шипел Лампосвет, кое-как удерживая тварь.
Да, пусть охранник был старым и дряблым, но и Лампосвет не особенно-то налегал на ЗОЖ и фитнесс. Силы оказались почти равны.
Почти.
Ведь главное отличие человека разумного от неразумного животного, — которым, по сути, и стал дядя Витя, — в умении первого пользоваться орудиями труда и, — ну конечно же! — убийства.
Лампосвет собрался с силами, оттолкнул дядю Витю, бросился к операционному столу, схватил с него скальпель, размахнулся и всадил его ошалевшему насекомому прямо в глаз.
— Быз-быз, — последний раз сказал дядя Витя и упал замертво.
Как и было оговорено заранее, охранник совсем не обиделся.
— Фу-х, — Лампосвет посмотрел на свои окровавленные руки.
Ну ничего, — подумал он. — Со второй попытки тоже не у всех получается. Мне просто нужно больше подопытных. Клоны будут меня слушаться. Я их заставлю…
ПРИМЕРНО ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ. ТВЕРЬ. ЦЕНТР ГОРОДА.
Прямо во дворе элитной многоэтажки вместо детской площадки стоял дом. Одноэтажный, деревенский; с бревенчатыми стенами, крылечком на три ступеньки и резными наличниками на окнах.