— Недалеко, Илья Ильич. В заброшенной усадьбе посередь леса. Знаменское-Раёк, может слышал?
— Покажешь?
— А чего показывать? Ты вон у ликвидаторов спроси, они наверняка знают.
Радоваться ещё рано, но я сердечно поблагодарил Джакузия Кузьмича, — и даже чмокнул его в шапку, — выбежал прочь из офиса и сразу же набрал Вышегору.
— Алло, Вышегор? Знаешь, где находится Знаменское-Раёк? Отлично. Собирай людей, выходим сегодня же после обеда.
Что ж. Похоже, сегодня мы будем проводить сеанс экзорцизма над Андрей Палычем Романовым…
Глава 17
Про части тел
Самый ближайший населённый пункт рядом с заброшенной усадьбой назывался Марьино. Небольшое село на пять сотен человек. Деревянные избы вдоль дороги, — на заборе почти каждого висела картонка с надписью «ЧЕРВИ», «МЯСО», «УГЛИ» и тому подобное, — парочка магазинов, заправка и храм Двенадцати.
За счёт этого храма, как я понял, и существовало село. Он козырный какой-то, можно даже сказать обязательный к посещению… ну… если вдруг припёрло пополомничать.
Защитная стена вокруг села, конечно же, была построена, вот только б о льшую часть времени она свою функцию не выполняла. Трасса Москва-Питер пролегала как раз через Марьино, а потому ворота всегда оставляли нараспашку. Ради безопасности пяти сотен жителей поток транспорта прерывать никто не собирался; и без того хватало КПП крупных городов.
Машины Вежливых Лосей заняли собой всю парковку перед заправкой. После притока в клан свежей крови, Вышегор обновил таксопарк и теперь помимо джипов у нас наконец-то был ещё и автобус.
С моим новым гербом.
Всё так, как я и мечтал.
Сегодня распогодилось и наступила такая вот идеальная ранняя осень. Когда дул ветерок становилось прохладно, но стоило ему только остановиться — сразу чувствовалось, как солнце начинает печь кожу. Оно будто бы чувствовало, что слабеет, но всё равно пыжилось изо всех сил, мол, смотри как могу.
Короче красота.
Настроение восторженно-лирическое, аж на гуманизацию сил природы потянуло. А со мной это бывает крайне редко; я как-то больше в этом плане по еде и частям женских тел.
Я стоял рядом с Танюхой, искренне радовался погоде и щурился на солнце. Моя сестра-йогиня свернулась кренделем на капоте джипа. По форме одежды Татьяна Ильинична Прямухина теперь мало чем отличалась от Вежливых Лосей: массивные сапожищи, армейские штаны цвета хаки, косуха поверх белой майки и видавшая виды кепка, — вся в пятнах и хохоряшках, как будто бы специально состаренная.
Неподалёку от нас майор Оров облокотился на машину и задумчиво смотрел на новобранцев. Работник заправки было дело направился в нашу сторону, чтобы попросить Вышегора перестать курить рядом с цистернами, — да и в целом справиться насчёт целей нашего визита, — но когда Лоси начали выгружать ящики с боеприпасами, что-то как-то резко передумал и потерялся.
— Осторожней! — прикрикнул майор Оров на своих ребят, когда те уронили клетку с Романовым.
Выглядела эта клетка, как переноска для кота, только раз в десять побольше. В инвентаре Лосей она появилась недавно и использовалась лишь единожды, когда те ловили кракозла. Андрею Павловичу внутри было одновременно и тесно, и обидно, но на его мнение всем было глубоко насрать. Нужно было лучше себя вести.
— А что мы там забыли? — спросила Танюха.
— Пока не уверен, — честно ответил я. — Но если получится, то ты первая обо всём узнаешь. Обещаю.
— Драться придётся?
— Надеюсь, что нет.
— М-м-м, — расстроенно протянула сестра.
Дилинь-дилинь, — зазвонил мой телефон. Я глянул на экран, посмотрел имя абонента и:
— Ох ты ж! — не смог сдержать удивления.
Ну надо же! А я и забыл вообще, что такой человек существует!
— Алло! — я поднял трубку. — Чага, сукин ты сын! Ну как ты там⁉
ПОЛЯРНЫЙ. МУРМАНСКАЯ ОБЛАСТЬ.
В этом году температура в Полярном ещё не опускалась ниже ноля, но порывы ветра с Баренцева моря делали своё дело. Чага продрог до костей.
Во время остановки в Мурманске он купил себе приличную обувь, меховую шубу и шапку, — Илья Ильич не соврал и его расходы действительно оплачивались целиком и полностью, — но всё равно мёрз. Да, дома, — в Твери, — он зимовал так же, как и все остальные клюкволюды — ходил по снегу в чём мать родила и нисколечко по этому поводу не парился, но здесь… сейчас… в обличии человека.
Как же мёрзнет это чёртово мясо, — думал про себя Чага.