- Вкушно, - только и смог ответить я с набитым ртом.
Врали все народные сказания и мифы. Ошибались мистики всех мастей, времён и народов. Алхимики, так те вообще хуйню несли. Настоящая живая вода – это бульон из хинкали.
- О-о-о-о-А-А-А! – я опять потерял над собой контроль и опять заорал во время еды; поднял лодочку с сыром на вытянутых руках будто малыша-Симбу, а потом со всей дури вколотил её в рот; когда жевал – смеялся.
Выглянувший с кухни повар воспринял это, как комплимент.
- Фу-у-у-ух, - спустя час с едьбой было покончено.
Бр-р-р-р-ру? – проурчал желудок в вопросительной интонации, мол, мы реально осилили эту гору хрючева?
В этот момент, когда я больше не думал о еде, у меня возникло странное чувство. Мне вдруг показалось, что за мной кто-то пристально наблюдает. Я хотел было оглянуться и рассмотреть посетителей ресторана, но:
- Дилинь-дилинь, - пропищал телефон и отвлёк меня от этой паранойи.
Умничка-Любаша уже успела справиться и прислала мне файл с картинкой. Я посмотрел на новый герб семьи Прямухиных.
Прямо по центру его сверкал золотом знак рубля. Сверху, будто бы нимб, над рублём висел зелёный веночек с гроздьями ягод клюквы. Слева от рубля стоял чёрный женский силуэт, а справа мужской. Женский был, понятное дело, фигуристым, - сисясто-попочным до безобразия. Ну а мужской подкаченным, согнувшим одну руку для демонстрации бицухи.
Вот да.
Вот это и есть мои ценности. Может быть, ещё хинкальку куда-нибудь втиснуть? Хотя не, наверное, это уже перебор будет.
«Спасибо!» - набрал сообщение Любаше. – «Ты прелесть!».
- Ну что, старый вождь, поехали к химере?
Ещё один ништяк в копилку ништяков, которые я давным-давно хотел осуществить. Я наконец-то погулял по тверскому лесу. Именно что погулял в кои-то веки; тихо, мирно, спокойной, размеренным прогулочным шагом. А не как, блядь, обычно – бегом-бегом, спасая собственную жопу или преследуя чью-то чужую.
Жопу я, кстати, отпустил побегать.
Погода стояла тёплая, солнышко едва клонилось к горизонту. Вдалеке стучал дятел. Мимо по мшисто-хвойной лесной подстилке Левый гонялся за Правой; иногда бомбожопицы догоняли друг друга, падали, кувыркались, а затем сплетались в клубок, замирали и начинали как-то странно подрыгиваться. Так странно, что у меня на их счёт появились дурные мысли.
Нет! В манду! Даже знать не хочу! Даже представлять не хочу, чем мои ягодицы занимаются в моё отсутствие!
Мохобор нашёл мухомор. Мохобор мухомора съел. Предлагал поделиться, говорил, мол, весьма тонизирует, но я вежливо отказался.
Спустя час пути снова поймал себя на том странном ощущении. Том самом, прям как в ресторане. Такое ощущение, как правило, возникает, когда спиной чувствуешь на себе чей-то взгляд.
Бля буду, за нами кто-то следил.
- Да не, - сказал старый вождь, прислушавшись к лесу. – Тебе показалось, наверное.
Ну-ну. Я закинул мешок с бараньей тушей на плечо и двинулся дальше.
Ещё час и мы наконец-то вышли на заветную полянку. Конкретно эту полянку ни с какой другой не перепутаешь; по центру её стояла та самая конструкция из срощенных деревьев. Вот только если в прошлый раз я сразу же заметил шевеление внутри этой «клетки», то сейчас всё было тихо.
Могучий зверь лежал на земле. Полуживой, истощённый и обессиленный. Когда я подошёл к клетке вплотную, жиранья повернула ко мне голову и тихонько рыкнула.
- Мр-р-р-разь, - примерно так я перевёл для себя рык химеры.
Что ж. Хиханьки закончились. Хаханьки и подавно. Сейчас мне придётся объясняться с существом, которое в полном своём праве ненавидеть меня, людей и клюкволюдов. Злое, голодное, лишённое свободы.
Интересно, станет ли она вообще со мной разговаривать?
- Привет, - я начал с самого простого.
Жиранья не ответила, но встрепенулась. Длинная шея поднялась с земли; через переплетение веток на меня уставился гигантский рыбий глаз.
- Ты-ы-ы, - протянула Жиранья. – Ты говоришь со мной? Ты меня понимаешь?
Голосок – пизда криповый. Низкий, чёткий, бархатный. Вот такой голос должен быть у злого визиря, дорогой мой Чага! Вот такой! А не твоя визгливая скрипучесть с нотками нытья.
- Да, я понимаю тебя.
Разговор строился максимально просто, без каких-либо сложных человеческих понятий. Это мои бомбожопицы нахватались по верхам и теперь могут поддержать светскую беседу, - современный джаз им, видите ли, не нравится, - ну а это лесное чудище умело думать только конкретикой; безо всяких абстракций.