========== 1. Гангстер-неудачник. ==========
Deck the halls with boughs of holly,
Fa la la la la, la la la la.
Tis the season to be jolly,
Fa la la la la, la la la la.
21 декабря 20** года, Дублин, ***-стрит, “Кребб и Медельин”
Раз в году место в цветочницах занимает остролист, красными цветами и богатой зеленью спускаясь вдоль кирпичной кладки, подоконников и карнизов. Он переплетается с огоньками и гирляндами, подсвечивающими медные вывески улиц и пабов. Снег падает редко, подтаивая на теплых лампочках, но даже он не в состоянии изгнать из Ирландии особенную изумрудность травы и листвы. Пряно, шумно и влажно. Запах свежих булочек с корицей, сливок ирландских и коровьих, крепкий густой аромат баров, растаявшего снега и глинтвейна смешивается в одно дурманящее облако. Счастливого рождества желает музыка, льющаяся из радиол. Ведь какие-то придурки решили, что она способна избавлять от накопившейся грязи внутри и заставлять поверить в чудо. Ублюдки, ей-Мерлин!
Через толпу туристов и местных протаскивался невысокий колобкообразный человек. Со спины он мог сойти за Санта-Клауса, а с лица за лобстера. На нем сидели несколько старомодный сюртук, особенно старомодным этот сюртук казался двадцать первому веку, и классические брюки, а поверх наряда была накинута довольно нестандартная куртка, походившая скорее на… мантию? Впрочем, одеяние человечка не беспокоило несущуюся вперед толпу. Пьяное счастье Рождества убивало презрение даже к фрикам.
Между тем, человек-лобстер свернул на ***-стрит, ныряя в небольшой черный флигель. ***-стрит, а вернее ее задворки, Рождество обошло стороной: улица была узкой, желобом извиваясь вдоль грязных канавок, в которые, вероятно отдавая дань средневековой традиции, сливались сточные, проточные и иные виды нечистот либо излишки производства. Дымящие вытяжки большего числа пабов и ресторанов выводились именно на задворки ***-стрит, пристроившись между служебными входами, у которых не менее активно дымили сами служки. Запах прелых овощей, какой-то особый железистый душок и копченый дым от ребрышек толстому господину не нравились. Он поспешил скорее миновать официантов, с удовольствием рассуждающих о недостатках их работы и клиентов на известном наречии, и заглянул на территории, принадлежащие ему по праву.
Обратная сторона ***-стрит знала эти территории под эгидой кофейни “Кребб и Медельин”.
***
Около четверти одиннадцатого количество посетителей начало резко сокращаться, и Кребб, отпустивший штат еще в десять из корыстных побуждений, стоял за мраморным прилавком сам. Кофейня была небольшой, несколько темной и угловой, но обставлена воистину роскошно. Медные столы и стулья являлись особенным предметом гордости владельцев, интересно выделяясь на фоне глубоких каменных стен. Вдоль них стояло несколько мешков с великолепно крупными и пухлыми кофейными зернами Боготы и мексиканским шоколадом. Приятная атмосфера, если и имела право на существование, то лишь благодаря мерцающему рождественскому свету огней и свечек. Приятная атмосфера терялась ровно в ту секунду, когда посетитель примечал огромного скорпиона, сидящего в клетке, по левую сторону от пушистой ненаряженной ели. Для таких посетителей существовала открытая веранда, утопающая в зелени и зимнем волшебстве.
Но в этот час на всю кофейню остался лишь один клиент. Он читал какую-то особенную газету, прикрывая заголовок рукой. Кребб, видимо, был знаком с ним лично, однако рассыпаться в разговорах они не спешили. Поспешно переговорив, худой темноволосый человек с острым скуластым лицом достал из кармана золотую блестящую монету, мгновенно исчезнувшую в жирных пальцах старика, и получил крепкий кофе вместе с таинственной газетой взамен.
С тех пор в кофейне ничего не происходило.
Кребб размышлял о трудностях бытия и незавидности собственного положения. А Теодор Нотт медленно перелистывал страницы кричащих заголовков.
Более 97% выборщиков поддержало кандидатуру господина Волдеморта на финальном этапе…
…на восстановление разрушенных войной памятников магии и истории будет потрачен…
Вашингтон выразил… разрыв дипломатических отношений… маги…
Спину Нотта пронзил поток холодного воздуха и нежный перезвон колокольчика. Он вздрогнул, поспешно заворачивая газету в рукав и не оборачиваясь на вошедшего. Ссутуливаясь и наклоняясь к столу, он неловко отвернулся от двери и подхватил фарфоровую чашку, делая глоток остывающего кофе. Со стороны стойки донесся женский голос, звучащий надломленно, но высоко. И он был знаком Нотту. Тео насторожился.
— Добрый вечер, мистер Кребб. Я бы попросила набор, как у того господина.
Спина Нотта покрылась холодным потом. Твою Моргану, откуда. Если она приметила его, и если она хоть как-то связана с правительством…
— Минуточку, Гермиона.
Гермиона. А вот это уже презабавно. Не слишком много людей носят такое имечко. А он в свое время был почти знаком с одной. Нотт слегка обернулся в сторону прилавка. Даже неудивительно, но это действительно она.
Нотт постарался вспомнить все, что уже успело выветриться из головы раньше. В школе они не общались, на войне тоже, да и после как-то не сходились. Но все же он знал ее в лицо, да и будь проклят тот его ровесник, который не мог похвастаться тем же. Когда-то даже, Нотт с уверенностью мог сказать, что испытывал к ней нечто отдаленное и похожее на симпатию. У нее в арсенале всегда находились те качества, о наличии которых сам он смог лишь мечтать. Например, Гермиона никогда бы столь позорно не обрушилась вместе со всеми своими акциями в обезьянник. А Нотт смог.
Продолжая разглядывать ее исподтишка, он с некоторым азартом подмечал изменения, произошедшие с лицом и фигурой бывшей одноклассницы. Волосы, сейчас стянутые в короткий высокий хвост, теперь кудрявились еще сильнее, выгорели и были обрезаны по плечи. Видимо она старалась потратить время на создание тугой прически, но к концу дня эти усилия привели к растрепанным мелким прядкам и коротким волоскам, обрамляющих пушистыми локонами все лицо и всю поверхность головы. Красивый приталенный шерстяной костюм темного бордового оттенка сидел изящно и явно был велик ей в талии. Тео не помнил, была ли она счастливой обладательницей пышных изгибов на школьной скамье, но сегодня она утратила и намек на их присутствие. Ее фигура была сухой и прямой.
Во всем этом безобразии заключалась бешеная убийственная красота. Она была идеальной. С растрёпанными волосами, с болтающимися костюмом, с острыми режущими скулами. Глаза светились наполненностью и величием, затерявшимся в мертвенной бледности. Черты ее лица заострил возраст, сделав мощнее угол челюсти, прорезав скулы и нос и подарив белкам глаз несколько больное затуманенно-блестящее выражение с красными прожилками капилляров. Вместе с этим в глубине зрачков поселился диковатый матовый свет, который при особенном освещении мог и напугать.
Как будто ты один остался тем же зеленым юнцом-дураком, а они все поменялись? Почему-то Тео не сомневался в положительности ответа.
Кребб пересыпал зерна в кофемолку, а Гермиона заняла медный столик. Как ни странно подле скорпиона. Мерзкая скотина.
Его тянуло пересесть к Гермионе. В конце концов, что случится, если он поздоровается и удовлетворит свое любопытство вместе с желанием социализироваться? Ничего, абсолютно ничего.
А ведь, Сатана, как интересно узнать, как изменилась жизнь бывшей одноклассницы, ранее с амбициями на большее. Сильно большее. Он решился.
Подхватив свой кофе, Нотт поднялся и приблизился к столику скорпиона.
— Здравствуй, Гермиона. Ты помнишь меня? — кретин. Просто непроходимый кретин. Есть ли способ лажануть сильнее, просто поздоровавшись?
Она несколько рассеяно моргнула и напряглась, разворачиваясь к нему. Может, она задремала, а он ее разбудил? Трижды кретин.
— Извините, нет. — Гермиона звучала очень сонно, и голос у нее был охрипшим. Ее острое лицо обернулось к нему, считав воспаленными глазами эмоции Тео. Он чувствовал, как его вспарывают и выпотрашивают. Словно потусторонний свет шёл изнутри гермиониных глаз. — Хотя ваше лицо мне кажется знакомым. — добавила она спустя минуту. — Вы, случайно, не встречали меня здесь раньше?