Он потом еще посидел в кресле, попытался прийти в себя. Ушел пройтись. Но мозг бесновался — ситуация была невменяемой.
***
— Мисс Грейнджер!
Из угла холодной комнаты послышался писклявый голосок. Тело на полу захрипело.
— Мисс Грейнджер!
Она не двигалась. Из темноты серебряной портьеры показалось маленькое ушастое существо. Эльф зашлепал босыми ногами к Гермионе. Холодный мрамор снова осветил огонь камина.
— Госпожа Гермиона, я Стрикс. — эльф присел на корточки перед ней. Его лапки обхватили бледную голову. — Мы все: Кали, Мулли и я — благодарны вам за всю вашу работу. Я. Да и они тоже мечтаем стать свободными, но живем тут.
Гермиона закашлялась грудным глухим звуком.
— Поверьте, мисс. Мы слышали о вас. Мы боготворим вас. Поверьте мне, даже в Ирландии у вас есть преданные обожатели!
Стрикс замотал головой, Гермиона снова захрипела. Ее глаза закатились.
— Вы и представить себе не можете, мисс Грейнджер! Как! Как мы вам благодар…
— …вххыыы… — Гермиона издала низкий грудной звук.
— Мы! — с жаром ответил эльф.
— …вытащи! — просипела она.
Стрикс, кажется, только сейчас заметил кол в ее разорванной груди.
— Ох, мисс Грейнджер! Как же так! Как же так я не заметил. Секундочку, госпожа. — его длинные гибкие пальцы обхватили серебряный шип и потянули прочь. Гермиона снова закашлялась, отплевываясь сгустками крови.
Шип вышел легко. Эльф отлетел вместе с ним на другой конец комнаты, прижав уши к лысой голове. Гермиона поднялась.
Словно в маггловском фильме к ней возвращались силы. Рана на груди зашлась новой плотью, а глаза вновь заблестели. Эльф следил за ней, безумно вращая белками глаз. Он затаился. Гермиона расправила руки и лениво размялась.
Она снова выглядела идеально, словно и не было той ужасной омертвевшей скукожевшейся гусеницы, лежавшей в темной комнате. Лишь только двойная дырка в черных кружевах свидетельствовала о страшной ране.
Гермиона улыбнулась и взглянула на эльфа.
— Ну-ка подойти сюда, малыш. Сможешь поправить? — она указала на платье. — Ваша семья хронически портит мне одежду.
Эльф боязливо приблизился. Магия вернула платью прежний вид.
— Неплохо.
Гермиона поправила цветочный венец и свой костюм, а потом голодным взглядом посмотрела на Стрикса. Тот боязливо замялся.
— Я несколько нуждаюсь в подкреплении. — начала Гермиона. Эльф моргнул. — Сохраняй молчание, у меня мигрень после проделок твоего хозяина, и наклони голову вбок.
Эльф затрясся, когда увидел, что белоснежные зубы удлинились и вышли из под пухлой верхней губы.
— Ну-же. — приказала Гермиона. Стрикс боязливо наклонился.
С тихим протяжным визгом шея эльфа захрустела, и клыки разодрали вены несчастного существа. Худое тельце, облаченное в тряпки, отчаянно боролось в тисках Гермионы. Она присосалась к шее, жадно впитывая и всасывая кровь.
***
— Малфой.
Показалось?
— Раз, два, три, четыре, пять. Все хорошие девочки отправляются в рай.
Нет, не показалось.
— Шесть, семь, восемь, девять. Плохие остаются здесь.
Драко вздрогнул. Холм рядом с замком был невысоким, но с него открывался просторный темный вид на черное озеро и потухшие окна. Драко знал, что все кончено. Когда он бросил Грейнджер там, в гостиной, то надеялся, что сможет отойти от замка на нужное расстояние и транссгресировать. Нужна была подмога, чтобы обезвредить вампира. Отрубить голову, вогнать кол в грудь и похоронить в земле.
Драко обернулся. Перед ним стояла Гермиона. Черная вдова в венце черных роз с блестящими глазами.
— От судьбы не уйдешь, Малфой. — Грейнджер улыбнулась. И он разглядел клыки, запачканные кровью.
— Почему ты награждаешь себя такими полномочиями? Ты никто, ты ошибка природы, а не вершитель судьб. — Драко медленно сощурился. Они двигались по кругу, словно вступили в гномий хоровод.
— Нет, Малфой. — Гермиона наклонила голову. — Я возвращаю баланс природе. Десять лет назад вы возомнили себя богами, уничтожили все то, что мне дорого, не поскупились ничем. Теперь там, где раньше царили мир и счастье, сейчас хаос и темный диктатор, ворующий деньги и грабящий свой народ. Вас двадцать восемь семей, а нас: полукровок и грязнокровок — 28 миллионов. Почему вы решили, что можете распоряжаться нашими судьбами? А я не могу для себя решить тоже самое в отношении вас?
Драко тяжело дышал.
— Грейнджер, ты не права. У двадцати восьми семей в отличии от вас не было выбора. На какую сторону становиться и куда идти.
— Выбор есть всегда! — Грейнджер зарычала, снова обнажая кровавые клыки. — Ты и твои союзники уничтожили мой шанс на нормальную любовь, семью, работу, карьеру. Это не румынский вампир, а вы сделали Меня чудовищем! Я убью вас всех, а прежде убийцу моих родителей.
Малфой шарил рукой в кармане: хотя бы еще несколько свежих ягод боярышника.
— Грейнджер, стой. Мы можем договориться. Я могу…
— Ничего ты не можешь. Я не даю тебе такого шанса.
Она начала наступать. Черная бледная красавица-смерть. Малфой прислонился спиной к широкому стволу дуба. Все кончено. Грейнджер была перед ним.
Ее белоснежная грудь, затянутая в черные кружева, дурманяще прислонилась к его туловищу. Он смотрел на красивую бледную девушку и не верил, что сейчас умрет. Она не может, просто не может вот так оборвать его жизнь.
— Грейнджер… — умоляюще прошептал он.
Гермиона улыбнулась. Ее губы нашли его и захватили в кровавый плен. Он ощущал теплый солоноватый вкус чужой смерти и холодный язык. Который ласкал его острыми влажными движениями. Руки с длинными когтями ласкали нежные волосы на затылке. Она захватила клочок платиновых волос и скрутила их с болью. Кожа покраснела.
Разорвав свой поцелуй, Гермиона потянулась к шее. Снова знакомый язык на сонной артерии, Малфой застонал. Бешеное бурление крови стимулировало давно переставшее биться сердце. Гермиона остановилась и лукаво посмотрела в его глаза. Драко понял, что все кончено.
— Драко. Что ты хочешь передать своим родственникам?
— Иди к Мерлину, Грейнджер. — Гермиона улыбнулась. Язык снова облизал его шею.
— Хорошо. Спокойной ночи, Драко.
Он стиснул зубы и поклялся молчать. Драко понял, что по шее течет кровь, и Гермиона словно кошка лижет ее, сцеловывая капли с шеи. Драко ждал, он чувствовал туман, опеленавший мозги и понимал, что теряет все больше и больше живительной силы. Гермиона паразитом висела на его груди.
Три.
Два.
Один.
— МАЛФОЙ!
Грейнджер закашлялась, поперхнувшись, она выплюнула изо рта красную плазму. Ее рвало.
— Мерзавец! Ты выпил настойку из шипов красных роз и боярышника? — она захлебнулась в новом приступе.
Драко чувствовал, что умирал. Силы покидали его, рана на шее была слишком глубокой, чтобы срастись сама по себе. Грейнджер валялась на земле в судорожном приступе. Вдали ухала сова. До конца безумной ночи оставались считанные мгновения.
Драко закатил глаза к небу, оседая на землю. Ее все еще рвало кровью.
Спустя тяжкий час, когда один был уже почти мертв, а другая почти воскресла, Гермиона все же поднялась с колен. Заплетающимися рваными движениями она бросилась с холма — вслед за ней порванной птицей летел шлейф. Со вспышкой трансгрессии и первыми криками петуха она исчезла в живых утренних сумерках.
На холме валялось бледное забытое тело. В изумрудной пожухлой зимней траве лежал платиновый блондин. Его замерзшая кожа начинала белеть, сжимаясь и прорезая острые выразительные кости лица. Блестящие от холода веки теплели, кожа поблескивала. Розовый рассвет осветил уже не уставшего Пожирателя Смерти, а сына греческого бога. Черные ресницы затрепетали, из-под бледных мужественных губ показались белоснежные клыки, веки распахнулись, в серебряных темных глазах отразилось солнце.
Драко поднялся, освещенный розовой дымкой тумана.
Я иду искать.