— Я уже не контролирую… Не могу..
Пеликан выговаривает это с трудом и падает. Проверяю пульс — есть. Сижу рядом с ним около часа, когда он начинает храпеть, взваливаю на плечи и несу домой. Его там ждут; говорю, что нашёл за помойкой, что он спит, разбудить его не смог, поэтому принёс домой. Я ухожу под причитание и плач двух женщин.
Глупо сводить всё к «выбору», иногда выбрать нельзя, не ты определяешь выбор, а выбор определяет тебя. Можно избежать первого раза, второго, любого из последующих, не иметь представления, закрыть глаза и уши, абстрагироваться — будут люди, которые знают, к чему их приведёт привычка, они знают, они хорошо осведомлены, а потому не останавливаются. Удовлетворив сиюминутное желание, а не подавив его, они дрейфуют во времени, чувствуя иллюзорность «реальности».
Пеликан умер через четыре месяца после нашей последней встречи за мусорными контейнерами. Он долго гнил, системы организма часто отказывали, разложение затронуло почти все важные органы, предсказуемые последствия, ожидаемые и закономерные. Пеликан знал, что он делает, что должен сделать. И знал, как этого достичь. Тело как полигон для осознанных испытаний. Полигон — Пеликан.
И если бы я засунул саксофон ему в задницу, намазав мундштук уксусом или соляной кислотой, это ровным счётом ни на что не повлияло бы. И ничего не изменило. Он сыграл бы "Unforgiven" жопой и отправился за последней дозой. Что он в итоге и сделал.
Хуила ты картавая.
Party 12
Рэ и я сидим у него дома. Скорее полулежим — я попросил его разложить диван, чтобы у нас, чтобы между нами было пространство, не разделяющее, не отдаляющее, а такое, где концентрировалось напряжение, его — от предстоящего разговора, тема которого, мне кажется, ему неизвестна, и моё — необъяснимое. Я уверен, что напряжение уйдёт, как только мы заговорим, пока же мы молча курим, я принёс шесть «Мёрфис» и пару косяков, всё это разложено на диване, Рэ пожарит миндаль и арахис, его, очевидно, гнетёт необходимость начинать разговор, поэтому он не спешит, отдаёт инициативу мне. Я не сбежал, как подумала Миднайт — провёл пару недель у одной из своих знакомых, не выходил из квартиры ни разу, она работала с утра до вечера, а ночью мы говорили, обычно с часу до пяти, она выкраивала два — три часа на сон и уходила. Я ходил к ней и раньше, одно время мы были парой, но у меня на неё не вставал. Пиздец. Она могла отсасывать, вертеть своей пиздой по — всякому, пихать сиськи мне в лицо, дрочить до онемения рук — я не реагировал, нет, мой хуй не реагировал, а остальной Дэнни хотел её, но желание не давало твёрдости. Я ебал её пальцами, вибратором, чем — нибудь ещё, только не своим собственным хуем. Ей было достаточно, члены из человеческой кожи её вообще не интересовали, о чём она и сказала мне, облизывая пластиковый поебунчик. Я не пересекался с ней в течение года — до последнего двухнедельного «отдыха».
Я рассказал об этом Рэ за то время, что раздевался и доставал пиво из пакета, чтобы разрядить обстановку. «Честность — вот что нас объединяет».
— Ничего не изменилось, Рэ — на неё одну не реагирую, но её мысли и то, как она их преподносит, намного интереснее её пизды.
Он безразлично кивал, вспоминая, шевеля пыль на полках памяти, что у него — то чаще были дырки, которые интереснее мыслей того тела, в котором они находятся. Ебать и не слушать, не засорять мозги. Ну, Миднайт, ещё кто — то — исключения, всё — таки большинство решений принял его хуй.
Потом он ушёл жарить орехи, вернулся в комнату и вот уже минут десять мы молчим. Я закинул одну руку на спинку дивана, другой растираю пепел в пепельнице. Я должен выглядеть раскованным, в шашки сейчас поиграем, ага, а Рэ зажат, ссутулился, будто признаёт свою вину, избегает контакта с моими глазами, наблюдая только за движениями моих рук. Когда Рэ потянулся к банке пива, я перехватил его руку, он вздрогнул, но глаза не поднял. Я держу его за запястье, то усиливая, то ослабляя хватку, чувствую кости, давлю на них — типа массирую, отпускаю руку.
— Пульс щупал, хахаха, а то выглядишь как — то мёртво.
Рэ рассматривает своё запястье таким взглядом, будто я ему новую кисть пришил. На меня он так и не смотрит и к пиву больше не тянется. Беру банку, открываю и протягиваю ему. Он ждёт — уровень недоверия зашкаливает, ожидание разговора, ожидание очередной «шутки» от меня, бери уже, ссыкун, и начнём.