- Ты так грубо с ним говорила... - прошептала Франческа. - И он разозлился...
- По-твоему, если бы я сказала, что в служанки ему не нанималась, то он разозлился бы куда меньше?
- Но ведь он высокородный!
- И потому уверен, что любой его каприз должен исполнятся? Ну конечно - путь долгий, господину скучно, и он решил развлечься, и потому, чтоб скоротать путь, присмотрел себе какую-то простолюдинку, которая обязана исполнять все его капризы. Спасибо, но такой чести мне не надо.
- Мне кажется, что ты тоже не из простых.
- Моим родителям до знатного маркиза ой как далеко... - уклонилась я от ответа.
- И все же...
- Знаешь, с меня мужа хватило, причем с лихвой. Пусть наш брак был весьма недолгим, но стоит мне вспомнить дорогого муженька, и то, как я вынуждена была ему подчиняться, делать то, что мне противно и исполнять все капризы, весьма гм... причудливые - так все еще с души воротит! Все это я терпела, стиснув зубы, и, знаешь, почему? Просто я пообещала родителям, что стану примерной женой и сделаю все, чтоб понравиться мужу, буду слушаться, не возражать ему... А еще отец взял с меня слово, что более я не вернусь домой, не потревожу их своими возможными неприятностями, и буду жить своей жизнью... Если б не эти обещания, то в браке, наверное, я вела бы себя по-иному, хотя в моем случае это ничего бы не изменило.
- Не понимаю.
- Просто задним числом оцениваю свою короткую семейную жизнь.
- Все одно мне кажется, что ты разговаривала слишком дерзко с этим господином...
- Помнится, в детстве я слышала от кого-то фразу: нельзя все время быть мягкой и пушистой - на воротники растащат. Именно потому теперь и стараюсь вести себя так, чтоб ни у кого не было желания соорудить из меня некую обновку для кого-то иного.
Вообще-то я и сама понимаю, что в последнее время мой характер стал меняться. Маркиз назвал меня хамкой, и могу согласиться, что частично он прав. Еще совсем недавно мне даже в голову не могло придти, что можно разговаривать с посторонними в таком дерзком тоне, но события недавних дней словно смыли с моей души слой сдержанности и воспитания. Вначале Винс со своей подлостью, а потом дорогой супруг со своим семейством, чтоб их всех!.. А может, всему виной была бесконечная ночь, проведенная в море - мне даже кажется, что после этого хм... вынужденного купания я стала совсем иным человеком. Видимо, просто поняла, что в этой жизни, кроме себя самой, надеяться не на кого, а для того, чтоб не остаться побежденной, нужны когти и зубы.
Заодно пришли на память воспоминания из детства, когда я бегала по улицам с соседскими мальчишками, приводя в шок благопристойных соседей. Ох, каких же нехороших слов я тогда нахваталась от своих малолетних друзей-приятелей, тем более что родители некоторых мальчишек отнюдь не были образцами нравственности! Конечно, мои отец с матерью сделали все, чтоб позже я не вспоминала о тех непристойных словах даже мысленно, и это у них вроде бы получилось, зато сейчас пришло на память многое из, казалось бы, давно забытого... Что ж, все верно: как когда-то учил нас отец - бытие определяет сознание.
Ночью на море поднялся ветер, который становился все сильнее, и мы поняли, что тихое и спокойное плавание закончилось. Судя по завыванию ветра и по тому, как качался корабль, скрипя снастями, на море поднялась самая настоящая буря. Воображение рисовало страшные картины того, что происходит снаружи, и было по-настоящему жутковато, недаром некоторые из пассажиров решили покинуть трюм, и держать их никто не стал. Впрочем, ушедшие отсутствовали недолго - очень скоро насквозь промокшие матросы едва ли не втолкнули тех обратно в трюм, высказав при этом все, что они думают о тех недоумках, у кого хватило ума выйти в такой шторм на палубу - мол, скажите спасибо, что вас успели спасти прежде, чем смыло волной за борт. После этого желающих покинуть трюм не находилось, тем более что те, кто успел выглянуть наружу, рассказывали о настоящих водных горах, что ходили по морю и с силой обрушивались на наше суденышко, а еще говорили о ветре невероятной силы, под которым было почти невозможно стоять. Нам оставалось только ждать, когда же, наконец, закончится буря, и каждый в глубине души молился, чтоб с кораблем ничего не случилось, и он пережил этот страшный шторм.