– Понял, босс, – вздохнул Кекс, вставая. Вышло не слишком оптимистично, но хотя бы не безнадежно.
И на том спасибо.
В бар Кекс вернулся как в тумане, даже остановился посреди зала в задумчивости.
– Кекс! Чего тормозишь? Давай сюда!
Это Грек привстал за столом, где отмечали Панину двадцатку, и призывно замахал рукой.
Кекс встрепенулся, отогнал назойливые мысли и решительно двинул к своему месту, до сих пор не занятому. Даже стакан наполненный все еще стоял, дожидался.
Краем глаза Кекс углядел и Психа – этот сидел за ближним к выходу столиком, где обычно ютились новички и чужаки. Сидел в одиночестве, что-то прихлебывал и неотрывно смотрел в телевизор над барной стойкой.
Взгляд у него был странный. Чумной, полусумасшедший – словно по телевизору только что объявили о прилете марсиан или победе сборной Украины в чемпионате Европы по футболу, хотя по телику транслировали совершенно заурядные новости о том, что на утреннем заседании Рады опять кто-то снялся биться на кулачках, а многострадальная «Криворожсталь» в четвертый раз за последние пятнадцать лет национализирована и перепродана, на этот раз бразильцам.
«Потом его позову, – решил Кекс. – Сначала надо нервы пригладить…»
Он уселся за сдвинутые столики и потянулся к выпивке.
Глава пятая
Странно, но толком переговорить с Психом в этот вечер так и не получилось. Сначала Кекс со своей командой честно праздновал, а потом вдруг обнаружил, что Психа в баре уже нет.
«Ну и черт с ним, – подумал Кекс без всякого сожаления. – Все завтра. Вот бы еще отменился этот выход дурацкий, вообще бы все стало тип-топ».
Батон к Покатилову ходил, Кекс сам видел. Вернулся Батон вполне спокойным; расспрашивать его при всех Кекс не решился, а повода отойти в сторонку как-то все не представлялось. Ясно было одно: если Покатилов Батону чего и сообщил, то очень скупо, так, что тот ничуть не встревожился и не принялся требовать объяснений от ведущего.
Ближе к ночи Кекс, памятуя о завтрашней подготовке и позднем выходе, решительно объявил:
– Я все. Баиньки.
И встал из-за стола.
Тут же поднялся и Батон:
– Я тоже.
Напрасно их пытались уговорить остаться (особенно старались Грек с Паней), Кекс твердо решил идти спать, причем домой, а не в кубрик. Глядя на него, не поддался уговорам и Батон.
На том и разошлись. Батон отправился в кубрик, поскольку отдельное жилье ему было все еще не по карману, а съем комнаты отмычки справедливо полагали дурной блажью – чем оно отличается от кубрика, кроме бо́льшей цены и прискорбной удаленности от источников пива и прочей выпивки?
Кекс – иное дело, сталкер с каким-никаким именем, еще не легенда, но уже далеко не неофит. Ему по статусу полагается собственная берлога, даже если это однушка в ветхой хрущобе. Зато в центре поселка.
Зона выпивает слишком много моральных сил, а потому почти всем, кто там часто бывает, органически требуется немножко одиночества, хотя бы время от времени. Это отмычки тянутся друг к другу, потому что пока глупы и неопытны. Матерый сталкер – зверь одинокий.
Свою степень заматерелости Кекс скромно оценивал процентов в семьдесят – семьдесят пять, и, если взглянуть трезво, оценивал вполне объективно. Зона вообще не прощает самоуверенности. Отмычка, пожалуй, от нуля до тридцатничка будет по той же шкале, просто сталкер – тридцать-пятьдесят. Выше полтинника – опытный сталкер, вроде Басмача, Мухомора или самого Кекса. Ну а сто – просто легенда, как Меченый, Шухов и Семецкий.
Хотя нет, Семецкий, наверное, даже больше ста затянет. Умирать каждый день по несколько раз в течение почти двадцати лет – для легенды чересчур. Это уже не менее чем эпос.
В подобных размышлениях Кекс дотопал до своей обшарпанной хрущобы, свернул во двор, потом к подъезду. И тут же остро почувствовал…
Нет, не опасность. Скорее, чье-то присутствие. Там, в подъезде, или на ступеньках, или на первой же межлестничной площадке. Свет, естественно, не горел, ибо скверная привычка вывинчивать общественные лампочки никуда не подевалась с древних советских времен. А что теперь это не устаревшие лампы накаливания, а экономичные светильники тлеющего разряда, так это дела не меняет: новые даже дороже. Сильнее соблазн вывинтить.
Тот, кто скрывался в подъезде, вряд ли хотел Кексу или еще кому навредить, иначе спрятался бы получше. Скорее всего просто ждал.