Юна крепко спала, а поскольку делать пока было нечего, рыцарь достал из дорожной сумки перо, чернила и бумагу. Чухонцы уже давно отказались от дорогого и неудобного пергамента - из дерева их мастера научились делать отличную и совсем недорогую бумагу. Итак, юный рыцарь присел у крохотного окошка и принялся выводить не очень красивым, но разборчивым почерком: "О, прекраснейшая из прекраснейших принцесса Кайса! Ваш покорный слуга готовится к бою с Истрийским драконом...", - перо остановилось, оставляя кляксу. "Что за бред я пишу! - подумал рыцарь, - когда одолею дракона тогда и напишу. А лучше сразу вручу ей его клык". Рико смял испорченный лист.
ГЛАВА III
Неспокойно спалось в эту ночь королю Ольгарту. Он и сам толком не мог понять, что так тревожило его. Поведение дочери лишь злило, осложнение отношений с Белгородьем расстраивало. Но беспокоило что-то другое. Оно давило невыносимой тяжестью то изнутри, то снаружи, точно нечто очень горькое, но давно забытое вот-вот всплывёт в памяти. Когда же король наконец забывался тяжёлым сном, на него с каким-то остро-грустным упрёком смотрели две пары знакомых глаз. Нет, это были не просто знакомые глаза... А потом один взгляд, смелый, непокорный, и очень родной исчезал в огне. А вторые глаза наполнялись слезами и глядели с каким-то особым молчаливым вопросом, который невозможно выразить словами, но сердце от него сжимается. Ольгарт просыпался, однако лишь наполовину и мысли беспорядочно носились в голове и путались.
К утру остались лишь головная боль и ощущение беспокойной бессонной ночи. Король уже не мог вспомнить, что же так тревожило его.
В Лофотене начинался обычный день. Ремесленники открывали свои мастерские, торговцы - лавки. Крестьяне из окрестных деревень скрипя гружёными телегами, спешили на рынок. И столица постепенно превращалась в оживленный муравейник.
В замке ритм жизни был совершенно иной. И хотя слуги суетились с самого утра, готовя завтрак для господ придворных и для самих короля с королевой, они оставались почти незаметными. В садики, приятно шурша парчовыми нарядами, выплывали фрейлины. В залах и галереях сменялись часовые.
И если в шумном людном городе мало кто обратил внимание на пронесшегося по улицам истрийского стрелка в изорванном и обгорелом плаще, то во дворце его громкие торопливые шаги и такие же торопливые шаги сопровождавших его стражников многих озадачили. Арбалетчик направлялся к тронному залу, где его уже ждали встревоженный король и три маршала. Не успел он отсалютовать и поклониться, как Ольгарт спросил: