А друг от друга? Тоже отгороженные?
Наконец Марко искоса глянул на Юну.
В шестом «Г» у всех была одинаковая спортивная форма: ярко-зелёные майки и белые шортики («Как у Икиры», — иногда вспоминал с усмешкой Марко). А Юна сидела здесь в тренировочном костюме. Темно-синий трикотаж обтягивал острые коленки. Марко снова быстро взглянул на неё, и она — в ту же секунду — посмотрела на него. Кажется, чуть-чуть улыбнулась. Марко отвернулся и вытянул губы дудочкой, чтобы тоже не улыбнуться. Но теперь сидеть истуканом и молчать было неловко. Он спросил полушёпотом:
— А ты почему не прыгаешь? Тоже покалечилась? — (Вот идиот-то!).
— Не-е, — ответила она так же тихо. — Просто у меня своя спортивная программа…
— Где? В спортшколе?
— В театре. Там гимнастическая секция. Специальная…
Марко повернул к ней голову. Теперь можно было беседовать попросту, без смущенья. Потому что и правда интересно.
— В каком театре?
— Ну, в том, что приехал сюда на гастроли. Имени Гоголя.
— А! Из Ново-Византийска… Я видел афиши. «Собор Парижской Богоматери», «Яблони на Марсе»…
— Да. Ещё «Морской водевиль»…
— Значит… ты артистка?
Она опять слегка улыбнулась:
— Ну, что ты. Мама и папа артисты. А я… так, иногда в массовках.
Марко подумал: что ещё сказать? Не придумал, сказал просто:
— Юна…
— Знаешь что? — шепнула она. — Лучше «Юнка». Все так зовут, дома и в театре…
— Ладно… — выдохнул Марко. И спросил:
— Наверно, это интересно, когда на сцене? Пускай даже в массовке…
Она срачу согласилась:
— Конечно, интересно. Всегда замирание такое в душе. И праздник…
— Наверно, там смелость нужна… специальная… Вот я бы точно окостенел от страха.
— Я сперва тоже костенела… А потом появляется навык. И у тебя появился бы…
— Да я никогда не собирался в артисты! Просто так сказал…
Её бирюзовые глаза весело блеснули.
— А я. когда увидела, как ты прыгаешь, знаешь что подумала?
— Знаю. «Мешок с опилками»…
— Вовсе нет! У тебя замечательно получилось. Ты же не виноват, что рука соскользнула… Я подумала, что тебе подошла бы роль Маугли…
— А! Потому что дразнят «Приморский Маугли», да? — горьковато усмехнулся Марко.
— Вовсе нет!.. А разве тебя так дразнят?
— Сначала дразнили… Ну да, тебя тогда ещё не было! А потом осталось прозвище «Морской конёк»… Или «Конёк-горбач»…
Зачем он это ей говорил? Накипело? Или потому, что она слушала с пониманием?
— «Конёк» мне нравится. — шепнула она. — И «Морской» тоже… А «Горбач» я даже не слышала.
— Это иногда… Из-за моей сутулости… И Маугли из меня, как мачта из хоккейной клюшки…
— Вовсе нет у тебя сутулости! А про Маугли я подумала, потому что ты… динамичный… и вон какой загорелый. Самый смуглый из всех мальчиков…
Она прошлась глазами по его ногам — длинные апельсиновые ресницы словно щекотнули кожу. Марко застеснялся и потрогал ушибленный локоть. Деловито объяснил:
— У нас на Побережье все такие. Почти круглый год на солнце…
— Я и говорю, как в Индии, — снова тихонько посмеялась Юнка. И щекотанье пушистых ресниц будто опять прошлось по Марко — теперь от шеи до кроссовок. Он сильнее потискал локоть.
— Всё еще болит? — шепнула Юнка.
— Ага, — сказал Марко. Потому что локоть и правда болел.
— Сильно?
— Ну… средне…
— Дай-ка… — Юнка села к Марко боком и взяла его голый локоть в маленькие мягкие ладони. — Не шевелись и не дыши громко…
Марко замер. Даже прикрыл глаза. Колючая боль в локте как бы пригладилась, из острого кубика превратилась в похожий на абрикос шарик. Стала слабеть, слабеть. Из абрикоса уменьшилась до ягоды крыжовника, до бусины… растаяла совсем…
— Ох… как это ты? Белая магия, да?
— Никакая не магия. По-научному называется «мануальная терапия». А дядя Фома, который меня научил, говорит: «Живые струнки». Это у нас в театре старый рабочий сцены, его все любят… Он объяснил, что надо представить, будто твои ладони сделались большие и очень тёплые, когда кладёшь на больное место. И будто в них начинают дрожать струнки. Надо только, чтобы такие же струнки отозвались в том, кого лечишь. Зазвучали в резонансе…
— Значит… у меня зазвучали?
— Не болит больше?
— Не-а…
— Значит, зазвучали.
— А я и не заметил.
— Это не обязательно. Главное, что резонанс…
— Есть такая Теория струн, — сказал Марко. — Не все учёные её признают, но по-моему, она правильная… Будто вся Вселенная — это бесконечное количество струн. Каждая микрочастица — струнка. И от их звучания зависит в мире абсолютно всё. Если добиться, чтобы звучание стало согласованное, получится… ну, в общем на всём белом свете станет хорошо… Я читал это на сайте «Тайны мироздания»…