Выбрать главу

— Вредный, как бродячий петух… Будешь умываться и завтракать — водолазку сними, а то перемажешь…

— Слушай, зачем тебе морской институт? Иди в гувернантки. У тебя призвание… — сказал Марко. Но водолазку снял.

— Хочешь, принесу яичницу и молоко? — примирительно спросила Евгения.

— Иногда ты бываешь вполне порядочным человеком. Когда постараешься…

Он умылся под шлангом на огороде. А в голове всё царапалось: «Что с Володей?» Но, в конце концов, он же там не один! С ним взрослые заботливые люди!..

Когда Марко вернулся, на подоконнике стояла тарелка с горячей глазуньей и кружка, накрытая пшеничным ломтём. И даже про вилку Женька не забыла! Нет, она в самом деле ничего сестрица!

Марко стоя сглотал яичницу, взял кружку, сел на постель. И в этот миг в окне возник Икира. Осторожно сдвинул тарелку, сел на подоконник верхом, покачал коричневой ногой (такой же исцарапанной, как у Марко). Прислонился теменем к оконному косяку. Глянул непонятно.

— Ты чего? — забеспокоился Марко. — Я думал, ты ещё спишь изо всех сил…

— Я вообще не спал… — шёпотом отозвался Икира.

— Почему?

— Так… Думал…

— Переживал? — с пониманием сказал Марко. — Не бойся. Всё с ним будет хорошо…

— Марко, я не про него… Я про тебя…

Марко быстро поставил кружку на тумбочку.

— Икира, что случилось?

Икира перекинул через подоконник вторую ногу, сел к Марко лицом. На фоне яркого окна лицо было плохо различимо. Он сказал:

— Ничего. Просто думал…

— Иди сюда.

Он сразу подошёл. Встал перед Марко, тоненький, прямой, только голова — носом вниз. Подёргал кромки белых штанишек, потрогал на груди ожерелье-джольчик (и как он его не порвал, не потерял вчера?!) Подышал тихонько и часто. Вскинул глаза. Теперь видно было — какие лиловые.

Марко прошептал осторожно, с боязнью даже:

— Почему ты… думал про меня?

Икира переступил босыми ногами, съёжил плечи, но глаз не отвёл.

— Потому что… Я хотел… Марко, давай сделаем кровку.

Вот оно что…

В таких случаях глаза не отводят. Говорят «да» или «нет».

«Кровка» — это клятва о крепкой дружбе. На всю жизнь. Кровкой соединяют себя не все. Даже не многие. Потому что не каждому это надо. Можно прекрасно жить и без клятв. Из всех Маркиных знакомых кровка связывала только Пикселя и Топку (может, и ещё кого-то, но Марко не знал, про это не принято говорить). Большинство были просто друзья-приятели, и вполне их это устраивало. И Марко устраивало. А чего такого? Хорошие ребята с Маячной улицы, не вредные не драчливые. Когда надо, помогут в трудном деле. Можно им и кое-какие тайны доверить. Ну, не все, конечно. Про клипер со струнами рассказывать не стал бы он никому… Разве что Юнке. Но где она, Юнка? И, к тому же, с девочками не заключают кровку, это чисто мальчишечий обычай.

Давний обычай…

В прежние времена при такой клятве укалывали булавкой или ножиком друг другу палец, смешивали две красных капельки в одну, сцеплялись мизинцами и вместе говорили:

Кровка-кровка, Божья коровка, Крылышки слепила, Нас соединила!

Считалки-заклиналки про божью коровку известны во всём мире и с давних времён. Помните, ещё Том Сойер, американский мальчик из девятнадцатого века, проснувшись на необитаемом острове, пугал коровку стишками:

Божья коровка, Полети на небо, В твоем доме пожар, Твои дети одни…

В нашем времени коровок так не пугают. Если и обманывают, то безобидно:

…Полети на небо, Там твои детки Кушают конфетки…

Заклинание для кровки родилось, видимо, и этих же считалок. Вполне подходящее. Ведь у божьей коровки два красных крылышка. Она сложит их вместе — и как одна капелька крови. Одна на двоих…

Потом обычай колоть пальцы исчез. Боль всё-таки, а среди тех, кто заключал кровку, был иногда и совсем небольшие пацанята. И появилось решение, что можно обойтись без уколов. Достаточно слов. Слово, оно ведь крепкое и без крови…

Марко, как вчера, ночью, взял Икиру за горячие локти, придвинул ближе.

— Ты… это по правде?

— Да… — Икира вдруг заморгал и отвернулся. Сказал еле слышно:

— А что?.. Я не гожусь? Маленький, да?..

Локти его стали ещё горячее, тепло от них через ладони Марко пошло по всем жилкам.

…Вот ведь как случается. Бегал среди ребят девятилетний коричневый пацанёнок, весёлый, добрый, всеми любимый, но и только. Один из многих. И вдруг — большая луна, берег, раненный пловец. Насквозь просвеченная зелёными лучами ночь. Одна на двоих опасность, один страх… Одна радость спасения… Или дело не в этом? Дело в струнках?

— Ты… очень годишься…

«Скорее уж я не гожусь. Потому что ты смелее, честнее, добрее…»

— И совсем ты не маленький, а такой же, как я… три года назад. Какая разница…

Икира опять глянул прямо. Локти дрогнули и затвердели.

— Тогда… значит «да»?

— Да.

— Тогда… давай?

— Давай. Помнишь слова?

Икира кивнул так, что спутанные локоны слетели на лицо, он рывком головы отбросил их. И снова глянул Марко в лицо.

Оба сказали разом:

Кровка-кровка, Божья коровка, Крылышки слепила, Нас соединила…

Вот и всё. Был просто Икира, а теперь…

Марко крутнул Икиру, посадил рядом. Встряхнул. Но тот всё ещё был напружиненный и словно чего-то ждущий. Помусолил палец, потёр царапину на запястье. Быстро глянул сбоку:

— Я боялся… вдруг ты не захочешь…

— Зря боялся…

А что ещё сказать? И Марко спросил:

— Икира… а у тебя ещё с кем-нибудь есть кровка?

Тот удивлённо отодвинулся.

— Нет, конечно! С чего ты взял?

— Ну… я подумал: может со Слоном…

— Не-е… — выдохнул Икира. — Слон слишком взрослый.

— Ну и что? Разве со взрослым нельзя?

Икира опять потёр царапину.

— Слон хороший. Но он застеснялся бы говорить… про божью коровку. Сказал бы, но не всерьёз… А мы ведь всерьёз?

«А ты ведь всерьёз?» — стрункой прозвучал в нем вопрос.

— Само собой, — ответил Марко со спокойной твёрдостью. Как бы поставил точку в этом вопросе.

Но Икира пока не поставил:

— И потом ещё…

— Что? — Марко опять поёжился от беспокойства.

Очень вдумчиво Икира объяснил:

— Это ведь не со Слоном, а с тобой вчера я… Ты спасал человека, а я помогал…

— Мы вместе одинаково спасали… Хочешь молока? Ты, наверно, с вечера ничего не ел.

Икира приподнял коричневые плечики.

— Ну и что? Я почти никогда не ем…

— Как это никогда? Ты чего сочиняешь!

— Я не сочиняю. Мне хватает побегать под солнцем. От его лучей набирается сила…

— Икира! Это правда, или ты…

«Дурацкий вопрос! Он же никогда не врёт!»

— Конечно, правда. Я думал, это все знают…

— Я не знал…

— Я иногда сажусь за стол, жую чего-нибудь, чтобы маму не расстраивать. Но мне это не надо…

— А если зимой?

— Ну и что? Выскочу на двор без рубашки, поверчусь немного, мне хватает…

— Слушай, а ты случайно, не пришелец? Может, мама тебя нашла в зарослях? Помнишь кино про звёздного мальчика?

Икира засмеялся. Вдруг потянулся, откинулся, лёг на постель, вытянув ноги за спиной у Марко. Потом рассудительно сказал:

— Какой же я пришелец? Я наоборот… весь здешний. Вот как эти камушки… — он тронул свои бусы. — Или травка икира… Мне поэтому и умирать не страшно…

— Ты в своём уме?! — перепугано взвинтился Марко. — Зачем тебе умирать?!

Икира объяснил, глядя в потолок:

— Да ни за чем. Просто иногда думается про такое… Ну, про это ведь все думают. Некоторые боятся… А я не боюсь, потому что всегда останусь кусочком этой земли. Она во мне, я в ней…