Повесть о суицидальном мальчике и демонической девочке
«Прыгун» Романа Коробенкова — в буквальном смысле головоломная история, замешанная на любви, мистике и философии. Главного героя неудержимо тянет в заоконное (или — зажизненное?) пространство. Почему? Читатель поймет это, когда сложит изощренный текстовой пазл.
Сразу стоит оговориться, что в этой книге нет никаких призывов к суициду. Это не слезливо-сопливая история и не «эмо-стайл». Открывая книгу, читатель попадает в утонченный мир, в котором, будто в экзотическом коктейле, смешались два мира – внешний и внутренний.
Роман Коробенков
ПРЫГУН
Начало или конец
«…должна быть высота, после которой все будет иначе…»
Потенциальный самоубийца выполз из своей черно-белой квартиры, богатой мебелью и двухнедельной пылью. Он запер ее ключом, подозревая, что в последний раз, позвонил в звонок, будто прощаясь, и решительно вызвал лифт.
Грубый фольклор в узких застенках, повидавших на своем веку вандалов, прибавил ему мрачной уверенности.
Самоубийца закурил, устало глядя на живописные стены сквозь туманную призму сигаретного дыма.
Одет он был в серое: ветровка, джинсы, кроссовки.
Все мнилось заранее определенным, и уже издавна выстраданным, и даже оформившимся в многочисленные «за» и «против». В очередной раз за многие месяцы то самое все вдруг встало на свои выдавленные в поверхности места, ровно и в дружный ряд. Ворох проблем и псевдопроблем стасовался в одноликую колоду, представляя собой высокое, смурое, но аккуратное нагромождение. Это массивное здание должно было быть разрушено одним действием, и запертые двери должны были открыться одним хитрым ключом.
Самоубийце стало чуть радостно оттого, как просто решался жизненный ребус.
Он с сожалением докурил, предполагая, что в последний раз, и вышел из лифта в замусоренный подъезд, который походил на внутренний мир самоубийцы.
Он сбежал по равнодушному бетону ступенек вниз и попал под моросящий дождик.
«…нужно увеличить этажи раза в два…»
«Хороший день, чтобы попробовать еще раз», — подумал самоубийца, и это было первое, что он окрасил в позитивный цвет за последнюю неделю.
Солнце отсутствовало…
На небо словно пролили чернил. Кое-где еще белое, оно постепенно резалось на куски темными линиями, что раздувались и исходили бахромой, искореняя бель и возрастая мрачной силой, пуская кровь ненавистным альбиносам, и она — алая — непрерывистым потоком секла тупое безразличие асфальта и бледное, растрескавшееся морщинами усталости лицо самоубийцы. Обычная в такое время столичная осенняя гонорея.
Людей вокруг не оказалось, и самоубийце пришла в голову мысль, что он один во Вселенной. Он не увидел ни собак, ни кошек, ни птиц — ему стало не по себе. Напоследок хотелось перекинуться с кем-нибудь парой бессмысленных фраз. Может, таким образом заработал инстинкт самосохранения.
Он завертел головой, горя желанием исполнить свою собственную последнюю просьбу. Но даже окна домов казались неживыми.
Самоубийца вспомнил, что опять закурил. Сигарета тлела в пальцах, уменьшившись наполовину. Он затянулся, стараясь отдаться этому моменту, этому вкусу.
Ноги его понесло влево, в сторону дороги, где шумели машины, а значит, и люди проживали свои жизни.
«Эмоциональное состояние равно минус 5», — подумал самоубийца.
Если хочется с кем-то поговорить, нужно просто поймать такси. Известно, что большая часть водителей такси любит поговорить. По тем же данным именно эти люди составляют наибольший процент случайных собеседников.
К такой несложной мысли пришел наш герой, стоя у края дороги и вглядываясь во влажное серое варево впереди. Оттуда, разметая воду по тротуарам, периодически вылетали грязные автомобили.
— Куда? — угрюмый с утра, мученически, но будто с угрозой поинтересовался таксист.
Машина его оказалась старой коричневой «Волгой». Под потолком вился крохотный вентилятор и имелись сотни разнообразных наклеек, что занимали своими пестрыми телами большую часть салона. Треть их была интимного содержания, какие-то олицетворяли карикатуры и шутки, минимум животных, несколько бессмысленных, вроде клякс и иностранного сленга. Кисло запрещалось курить, и имелось жирное сердце, сверлящее отверстия в рассудке.
«…наверное, это последняя такая машина…»
— Ну и? — поторопил водитель, захрустев кожаной курткой и продемонстрировав крупный профиль с массивным подбородком.
— Два-три квартала вперед, — пожелал самоубийца. — Ищу знакомых.
Таксисту было наплевать. Он молча тронулся, опытной рукой правя свое громоздкое судно. Глаза его впились в дорогу, а брови накрыли их так, что стало непонятно: к кому тут можно обращаться.