Таня сидела рядом у изголовья на свёрнутом в рулон спальнике. Личико её слегка осунулось, налёт бледности изборождён ручейками слёз, они растекались по всему лицу, как вешние ручейки.
– Таня, ты плачешь?
– Я не плачу, я реву,– захлюпала носом Танечка.
– Что случилось?– Зоя сделала попытку высвободить руку, но запеленали её добротно: все попытки оказались напрасны.
– МамЗоя ты лежи, не дёргайся. ДяБоря сказал тебе рано ещё вылезать.
«Видимо я что-то сломала, когда упала. Да, кажется, коленом ударилась…Чёрт, как чувствовала, что эта затея обернётся неприятностями. Ну, Люська, зараза, я тебе устрою «троянскую лошадь»…»
– МамЗоя тебе ещё водички накапать?
Зоя скосила глаза в направление, куда глянула Танечка: над головой, прикреплённая к стенке палатки висела пластиковая бутылка с водой, от пробки вниз тянулась странная конструкция из палочек с желобками, она обрывалась как раз на уровне губ Зои.
«Так ты ещё и изобретатель…лесной кот»,– невольно усмехнулась про себя Зоя.
– А ты чего ревёшь?
Танечка на время укротившая слёзные потоки, вновь отпустила их на волю.
– Вот почему,– вскинула руки так, чтобы Зоя хорошо рассмотрела, не поворачивая головы.
О, Боже! Зою тряхнуло как от удара током: кисти рук Танечки были зажаты лубками и аккуратно забинтованы.
– Нас…затоптали слоны?
– Какие слоны?– не приняла шутку Танечка, затрясла головой, разбрызгивая слёзы.– МамЗоя ты же не головой стукнулась, у тебя просто крупаслёзное воспаление…
– Какое? Может, скрупулёзное?
– Ну, так я и говорю, крупаслёзное. Не цепляйся к словам. Ты даже больная всё равно зануда…
– Ну, хорошо, хорошо, успокойся. Больно ручкам?
– Уже нет, только тепло и щекотно.
– Тогда почему плачешь?
– Реву я, реву,– настойчиво поправила Танечка.– Потому что мне стыдно…ой как стыдно, я думала вспыхну и сгорю как…как…– рыдания усилились и слова просто захлебнулись от потока слёз.
Спустя минуту Танечке всё же удалось взять себя в руки, сквозь поредевший поток слёз, мокрые слова вырывались из плена и тяжко падали на спальник Зои:
– Я…я захотела в туалет, но руки…руки… А он снял с меня трусики и держал как маленькую…Он всё ВИДЕЛ И СЛЫШАЛ, мамЗоя…Мне так стыдно…я не могу на него смотреть, мне хочется в землю зарыться…глубоко, глубоко…Как мы теперь будем дружить? Как, мамЗоя?
– Да, Танюш, плачевная наша доля. Мне тоже надо реветь белугой и зарыться поглубже: твой друг дважды меня раздевал до гола и тоже, между прочим, всё видел…
– Ну, как ты не понимаешь мамЗоя,– дёрнулась Танечка, вновь захлюпав носом.– Не понимаешь ты меня…Ты взрослая, и он взрослый,…а я…я ребёнок, мне стыднее…
– Наверно ты права, я давно забыла, как быть девочкой. Ну, всё, всё, хватит слёзы лить, расскажи, что я проспала.
Когда дяБоря ушёл, и Танечка осталась одна, когда усилился дождь, она вдруг поняла, что ощущение романтики, «как в кино», улетучилось, а на смену пришёл страх. Танечке ужасно страшно стало одной в хижине, и она сломя голову кинулась в дождь. Видимость была плохая, но она надеялась, что по памяти быстро достигнет цели. Где-то на полпути неожиданно споткнулась и неудачно упала. Только пытаясь подняться, поняла, что с руками что-то не так. А следом за осознанием резанула боль.
А тем временем дяБоря наткнулся на Зою, которая уже потеряла сознание. Принёс в палатку. Снял с неё всю мокрую одежду и завернул Зою в одеяло. Затем зажёг спиртовую горелку и поставил греть воду. Когда вышел на улицу, чтобы найти нужную траву, то либо услышал крик Танечки, либо почувствовал, что с ней случилась беда. В общем, вскоре Танечка лежала рядом с мамЗоей так же закутанная в одеяло. А дяБоря носился как заведённый. Пока Танечка, кусая губы чтобы не кричать от дёргающей боли, одновременно боролась с подступавшей сонливостью, дяБоря притащил какие-то листочки и корешки, всё тщательно обмыл и бросил в котелок с кипящей водой. Пока варился «суп» дяБоря сделал лубки и зафиксировал кисти Танечки, а перед этим сделал болючий укол – шприц и ампулу нашёл в аптечке. Заглянув в лицо дяБори, Танечка увидела, что он очень переживает случившееся, и не просто переживает, а ему тоже больно. И Танечка как могла, сдерживалась от стонов, даже пыталась шутить: ерунда всё это, просто ушибы, мало ли у неё было ушибов, всё заживает как на кошке. ДяБоря соглашался, через силу улыбаясь. Потом боль отступила, но не исчезла совсем: она просто стала маленькой и саднящей, как от заусенца. Танечка ещё некоторое время сопротивлялась натиску сонливости, но силы оказались неравные. Уже засыпая, рывками, она увидела, как дяБоря обнажил мамЗою и стал всё её тело обмазывать зелёной кашей и обматывать бинтами как мумию.