- Да так уж. Решил... - неопределенно отозвался Штоклянд, давая понять, что не собирается обсуждать этот вопрос.
Лиза, словно почувствовав, что говорят о ней, засмущалась. Тряхнула за плечо уже задремавшего Лисицына:
- Алексей Иванович, пойдем, а?
Подняла его, повела к выходу.
Уложила Лисицына в соседней избе и хотела уйти, но скрипнула дверь, кто-то вошел. По шагам, по звуку дыхания Лиза поняла - кто. Да что уж говорить, была почти уверена, что он пойдет следом. Спросила в темноту:
- Марк, ты?
- А что, ждала? - отозвался Штоклянд без тени ухмылки. Подошел близко, его дыхание с запахом самогона и махорки коснулось щеки Лизы.- Все нянчишься?
- А ты после первого расшлепанного не блевал? - поинтересовалась она насмешливо. А сердечко сжалось, заколотилось, как у воробышка.
- Давно было, - отозвался он, замыкая ее в объятия, как цепями сковал.
- Не бросать же его? - сказала Лиза тихо. Голос ее был совсем чужим, и разговор не имел смысла: оба прекрасно понимали, что все это - как бы конспирация. Речь-то должна была пойти о другом.
- Говоришь, а сама будто извиняешься, - сказал Марк, решительно прекращая игру. - Ты всегда извиняешься. Почему?
- А мне откуда знать? - попыталась удержаться она в прежнем тоне.
Не вышло, Марк гнул свое.
- А я знаю. Ты просто прикидываешься такой... железной. А на самом деле ты - русская баба. А русские бабы - они ласковые и покорные, так?
Лиза промолчала, только совсем затаила дыхание, выжидая... ожидая.
Он запрокинул ее голову, впился губами в губы, жадно, как в добычу, почувствовал дразнящий запах ее пота. Она задохнулась, обвила руками его шею, попыталась обмякнуть в его объятиях, но только больше напряглась, сжалась.
- Ох, Марк, что ты со мной делаешь! - выдохнула горько Лиза, как только он оторвался от ее губ.
- А ты со мной? - отозвался Марк, ослабляя хватку.
Лиза вывернулась из его объятий, чмокнула куда-то в пахнущую самогоном щетину и выскочила из избы.
"Ах ты прынцесса из ЧК! А все равно ты будешь моя!"- подумал Марк. Щелкнул пальцами. Достал кисет, не торопясь, свернул козью ножку. Надо было успокоиться.
22 июля 1921 года
На следующее утро хоронили булгаковцев. Место выбрали на главной площади, перед церковью, там же, где и расстреливали. Снова блажил над селом колокол, созывая жителей на сход. Только вместо пяти обреченных выплывали торжественно на площадь семнадцать новых, плохо струганных гробов. Впереди, торжественно неся склоненный флаг, шествовал Устимов, за ним - Серега, Марк, Елизавета, Лисицын. Следом - красноармейцы и Первый Шереметьевский революционный отряд - несколько парней и девушка. Гробы слегка покачивались на плечах бойцов, неслышно опускались на траву.
Жители мрачно смотрели на процессию, на фигуры в кожанках, на красноармейцев, стоящих с суровыми лицами, без слез у края могилы.
- Вчера гуляли вовсю, антихристы, с бабами нашими, а сегодня вон что творят, выстроились! - заметила зло в толпе какая-то баба и тут же осеклась, оглянулась, не слышат ли красноармейцы.
- А что им? Они все возле смерти ходят, им что свои, что чужие, отозвалась ее соседка также шепотом.
- Да ладно вам, дуры, заблажили! - буркнул старик, стоявший чуть поодаль.
Колокол стих. Вперед выступил Серега. Сдернул с головы фуражку, начал красивым, чуть хриплым голосом:
- Товарищи! Смерть вырвала из наших рядов молодых бойцов за дело справедливости, за новое, светлое будущее, где не будет эксплуатации человека человеком. Семнадцать молодых парней убиты кулацко-эсеровской бандой! Они были очень молоды. Они могли бы жить в светлом будущем! Но мученическая смерть, которую они приняли от рук бандитской сволочи, оборвала их жизни в самом начале! Мы уже отомстили убийце! И мы еще сторицей отомстим! Спите спокойно, дорогие товарищи! Ваша смерть не была напрасной! В наши ряды влились новые бойцы, которые займут ваше место!
Голос его, становившийся звонче, осекся в конце последней фразы, в голубых глазах блеснула влага. Но Сергей сдержался, только потряс кулаком и завел первый, его поддержали:
Не плачьте над трупами павших бойцов,
Погибших с оружьем в руках.
Не пойте над ними надгробных стихов,
Слезой не скверните их прах!
Под скорбно-величественную песню гробы медленно спускали в яму. Потянулись вдоль могилы красноармейцы, бросая на свежеструганые доски горсть за горстью черную, жирную землю. Заработали лопатами парни, и вскоре на площади вырос холм. Сергей водрузил над ним знамя.
- Дело революции бессмертно! - крикнул он, рванул вверх руку с револьвером и выстрелил в воздух.
Красноармейцы как один тоже вскинули ружья, и над селом разнесся залп, подхваченный эхом, аукнулся за рекой.
- Слышите, бандитская сволочь?
* * *
- Свояк вам кланяется, просил сказать, что проездом в Пензу везет девять аршин холста, ночует в Питиме. Коль хотите забрать, я укажу где.
Дезертир, принесший эту весть, был болезненный, молодой парень.
- Хотим, конечно, - отозвалась звонко Лиза, улыбаясь. - Заждались.
Добрые вести распространяются моментально. Все руководство собралось так быстро, что Лиза не успела даже записать имя парня в протокол.
- Епифанова брать будем, - сказал Марк, опережая вопросы Устимова и Свободина. - Вот товарищ Бозин, он нам укажет, где скрываются остатки банды. Сегодня ночью Епифанов будет ночевать в Питиме, с ним восемь человек, и один - наш агент.
- Добро, - кивнул Устимов. - Далеко этот Питим?
- Успеем, - отозвался Сергей с таким торжествующим видом, будто это была его заслуга, что операция подходит к концу.
- Ночует-то он где? - спросила Лиза. - Нарисуй.
Парень послушно взял протянутую бумажку, помусолив карандаш, торопливо стал чертить план, обозначая на нем огороды, дома и сараи. Серега, рассмотрев рисунок, сразу начал излагать ход операции, обозначая, где кто будет стоять.
Марк задумчиво закурил. Вообще-то исход операции его уже почти не беспокоил. Что бы теперь ни случилось - задача выполнена. Банда ликвидирована. Стараниями Лизы переписаны все участники, большая часть легализованных бандитов дала подписку о содействии властям. Конечно, неплохо было бы взять Епифанова живым или - еще лучше - ликвидировать при задержании, чтобы не сбежал по дороге до Кирсанова. "Красиво операцию провели, - думал Марк, дымя самокруткой. - Почитай, без единого выстрела. Теперь можно рассчитывать, что направят в Москву. Клява, думаю, возражать не будет. Лизку тоже с собой возьму. А распишемся сразу по приезде в Кирсанов. (Он не сомневался ни в том, что на Громовой надо жениться, ни в том, что она не откажет, хотя о браке с ней еще не заговаривал.) Вот только Степан этот совсем ни к чему. Ни ей, ни сестре ее. С такими подвигами его в первую голову заберут, лет на десять, не меньше. Останется их Агаша при живом муже вдовой, да еще бандитской женой. Оно, конечно, черт с ней, с сестрой. Но ведь должны же в ВЧК проверять, нет ли у чекистов контры среди родни". Марка это обстоятельство беспокоило не на шутку, и он в мыслях все возвращался и возвращался к этому вопросу. И вот сейчас вдруг понял, что надо делать. "Не должен жить этот Степан. Лучше бы его на операции убили, а если нет - я его сам убью".
- Я с вами поеду, - сказал он, дослушав Свободина. - Собирай отряд.
Лиза посмотрела на Марка:
- А я?
- Разберись с дезертирами, ты тут нужнее, Лиза, - ответил Марк.
Она помрачнела. Он похлопал ее по плечу:
- Давай без геройства, ладно?
Она послушно кивнула.
Вскоре собранный отряд выезжал из села. Громова, вышедшая провожать его, умоляющим взглядом уставилась на Штоклянда.
- Я помню, Лиза! - с честным видом пообещал он.
- Марк, я прошу, будь осторожен, - попросила она, и в глазах ее блеснули слезы.
- Я что, дурак, что ли? - засмеялся Штоклянд. - Я под пули без нужды не полезу. Мы, Лиза, с тобой еще в Москву поедем.
Она страдальчески заломила брови:
- Марк, не надо, мне страшно. Не надо загадывать.
- Дуреха ты моя, - рассмеялся он, чмокнул ее в щеку и, достав что-то из кармана, протянул ей. - Держи. Надоело смотреть, как ты спички ломаешь.