Светлана Макарова-Гриценко
Прыжок барса
В комнате пахло пирогами, сдобными, пропечёнными, с яблочной начинкой. Бабушка запасала яблоки при первых морозах, резала на четыре части, клала в наволочку и выставляла в холодные сени. К утру яблочки становились льдисто-твёрдыми и слегка прозрачными. Так и хранились, чуть не до весны, рачительно расходуемые хозяйкой на воскресные угощения.
Варюшка улыбалась во сне. Эх, давненько она бабушкиной вкуснятины не едала! И вот, наконец, дождалась, поспел-зарумянился бочок сладкого духмяного… Когда только ухитрилась бабушка печку натопить да состряпать так, чтоб Варюшка не учуяла, даже! Чтоб и сахарной присыпки не лизнуть, пока тесто поспевало. Но зато сейчас, вот, только глаза откроет и…
Веки не слушались, разомкнуть ресницы никак не получалось, и вместо аромата яблочного — ядовитая горечь резко и сухо перехватила горло, грудь сдавило от нехватки воздуха. Даже голову повернуть Варюшке удалось с трудом. Преодолевая навалившуюся на неё тяжесть, злую неведомую силу, лишившую способности видеть, свободно двигаться, она заставила себя скатиться с кровати вниз, на пол. Зажала рот рукой, спасаясь от жёсткого сухого кашля. Наконец слёзы промаслили глаза, и она вроде разглядела мутные очертания комнаты. Даже не пытаясь встать, из последних сил поползла к двери. Воздуха в груди уже не было, сердце выскакивало и билось в виски, глаза — горячие угли, кажется, вот-вот разорвутся, рассыпятся! «Умираю! — ужасом полыхнуло в мозгу, — люди! помогите! Умираю…».
Она доползла до двери и, теряя сознание, всё же успела, смогла толкнуть, распахнуть её! Сколько пролежала под порогом и— не запомнила, как и не запомнила, когда смогла преодолеть сенцы и торкнуть дверь входную. Морозный воздух с улицы прочистил лёгкие, в глазах прояснилось. Перевалившись на крыльцо, Варя попыталась, было, привстать, но не смогла, приступ тошноты выворотил внутренности. Тело колотило от мороза, пробравшегося даже под мышки, ведь была на Варюшке одна ночнушка, а ступени крыльца закуржавели колючим инеем. Но и возвращаться в хату она побоялась, нащупала какую-то тряпку в сенях. Прикрыла плечи и сползла по ступеням во двор. Рассвет окрасил край неба бледной розовиной, значит, соседка тётка Настя уже на ногах. А вот у Варюшки встать на ноги никак не получалось. Сильно кружилась голова… Медленно, на четвереньках, она смогла допозти до забора, и только там приподнялась, потом, перехватывая жерди ограды, добралась до калитки соседки и:
— Тётя Настя!.. Тётя!.. Тётя… Настя…
Та выскочила, не успев даже покрыть платком голову:
— Это ты, Варюшка?! Вот испугала! Голос как из преисподней.
— Угорела я, тёть Насть… заслонку в печке закрыла рано…
В школу в тот день Варюшка не пошла. Лежала в просторной горнице у соседки, пока та, управившись с хозяйством, выстужала-проветривала хату Варюшкину. Больше помочь было некому, девчонка — круглая сирота. В три года потеряла родителей. В пятнадцать осиротела окончательно — умерла бабушка. Самый близкий дорогой человек. Бабушка воспитывала Варюшку после гибели родителей, жизнь которых оборвалась студёным зимним вечером на ледяной автотрассе. Мать свою Варюшка не помнила, всё самое дорогое и нежное связано с бабушкой. И, вспоминая, а, может, представляя маму, неосознанно она ставила на её место бабулю Тасю… А та расстраивалась, вздыхая о дочери, старалась побольше о ней рассказывать внучке. Бледно-васильковые глазки баб Таси болезненно слезились, сухая кожа на лбу собиралась мелкими-мелкими складочками. Но в какой-то момент бабушка вдруг замолкала на полуслове, и Варюшке казалось, что это она нечаянно помешала рассказу. Наверное, так и бывало. Но однажды, набравшись духу, бабушка всё же договорила и призналась в невозможном! Оказывается, Лена, мама Варюшкина, не родная в семье. Своих детей Господь супругам Таисии Петровне и Матвею Захаровичу не дал. На втором десятке лет совместной жизни взяли они свою Ленушку из «Дома малютки» совсем крохой, и росла девчушка в любви и заботе, радовала родителей приёмных. И кто бы знал, что сиротская судьба от матери передастся в наследство Варе!
Рыдала тогда бабушка, убивалась, но принять ответственность за судьбу Варюшки, не посоветовавшись с внучкиной кровной роднёй, не решилась. И дед Матвей не стал спорить, кивнул, поддакнул супруге. В ту пору был он ещё вполне моложав и розовощёк, крупная лысая голова крепко сидела на покатых плечах, на которых так любила кататься внучка. Умер дедушка годков через шесть, когда Варюшке исполнилось восемь.
Не дождавшись ни от сватов, ни от иных родственников отца Вари никакого ответа, бабуля набралась смелости и со словами: «Пойдёшь к бабе Лиде?», взяла Варюшку за руку. Двинулись они на дальний край деревни, где жили сваты. Оттепель за день разрыхлила дорогу, снег чавкал под ногами. Бабушка охала, причитала, мол, валенки Варюшкины промокнут, и разболеется девчушка после похода этого. А та шагала притихшая, будто и вправду чувствовала, что судьба её решается.