Старшая Анфиса, поджав губы, цедила, что только у неё в классе нет мобильника.
Варвара Семёновна успокаивала, утешала, уговаривала. «Надо подождать… всё будет хорошо. Всё наладится», — улыбалась, пряча усталые глаза. Особенно, если неподалёку находилась невестка.
Иришка теперь часто стояла у зеркала. Что высматривала? В чём пыталась разобраться, внешность свою изучая? Варвара считала её самым слабым членом семьи их большой семьи. Глава которой — бабушка, свекровь, жена Варвара Семёновна.
И сила ей нужна, и мудрость, и терпение. А брать откуда? Просила Варвара Семёновна у Господа прощения за грехи свои. Как не рассмотрела червоточину у Романа? Как воспитала таким? Когда попустила? Где проглядела, в какое время?…. «Грешна! Господи, прости окаянную! И вразуми сына моего. И молитвами его помилуй мя грешную…Сказано: „Не оставляй умной и доброй жены, ибо достоинство её драгоценнее золота“. А Роман на что позарился? Грех какой страшный… да думает ли он про то? Говорила ли она с сыном про грехи смертные? …а теперь поздно».
К концу года после ухода Романа, израсходовав все запасы терпения и надежд, Варвара сама отнесла заявление в суд. Тонкими пальчиками секретарша с птичьими разноцветными волосами приняла исписанный мелким почерком листок и прилагаемые к нему справки. Потом Варваре указали день судебного разбирательства. И через месяц Романа объявили в розыск. Суд вынес решение забрать имущество сбежавшего, его машину, в счёт алиментов.
А ещё через месяц Варвара Семёновна услышала голос сына. Кто-то из доверенных людей сообщил, видимо, ему новость про розыск и арест имущества. Потому после коротких слов про житьё-бытьё Роман стал жаловаться. Мать узнала, наконец, что живёт он в Ставрополье, жену его новую зовут Евгения, она хорошо разбирается в машинах, работает в автосалоне, у неё трое детей. Старшие уже обзавелись своими дворами, младшая в школе учится. Роман звонил матери со скрытого номера, боялся себя обнаружить.
— Мама, Женя заболела. У неё онкология. Обследование мы прошли. Диагноз окончательный. Теперь нужна операция, лекарства дорогие очень! А вы ещё машину забрать хотите!..
Варвара Семёновна затаив дыхание, слушала сына, владевших ею чувств накопилось так много, что она никак не могла справиться с собой, не умела, боялась заговорить. Но и не сопротивляться голосу в трубке нельзя! Не произнеся ни слова в ответ, нажала на красную кнопку телефона, сбросила вызов, потом совсем отключила аппарат и осторожно положила его перед собой. Сколько сидела над телефоном — не помнит. Наконец, дыхание её выровнялось. И вспомнилась картина из далёкого детства: чёрная прореха в проёме двери, голос старухи из пустоты: «А наши все дома…» Подошла к окну — тьма кромешная. Не видно ни зги. «Конечно, днём он позвонить не мог»…
Роман пришёл месяца через два после звонка, в конце мая, точно высчитав время, когда ни Ирины, ни детей дома не было — начался второй урок в школе. Уехал и дед — на велосипеде за травою для кролов. Варвара Семёновна сидела на кухне, чистила картошку для борща. И обмерла, увидев в окне Ромашку, в незнакомой клетчатой куртке, старой кепке, что когда-то купила ему на рынке. Фигура сына изменилась — похудел, ссутулился. Роман приблизился, и разглядела мать или показалось только ей — обветренное лицо, безнадёжную усталость в глазах.
Вошёл он в комнату уверенно. Она встала ему навстречу. Их взгляды встретились — будто птицы испуганные порхнули! Но через мгновенье мать отвела глаза, снова присела на табурет, положила ножик перед собой на клеёнку. Опустила голову.
Он, было, двинулся к ней, чтобы обнять, но Варвара Семёновна не шевелилась, и сын запнулся, не решился подойти ближе.
Первые его слова она хорошо слышала, поняла смыл каждого слова, только сложить эти смыслы вместе у неё не получалось. Она не могла соединить слышимое и происходящее в ту минуту вокруг неё. И только через время, усилием воли Варвара Семёновна заставила себя верить словам Романа.
— Мама, она так хочет жить… мне так жалко её! Операция не помогла, нужно делать вторую, — наконец, прояснилось в сознании Варвары, и та не удержалась, вздохнула горестно. — Ты понимаешь, как мне тяжело? Я совсем один, мама! Женя в больнице, а мне даже поговорить не с кем! Ты помнишь, как мы с тобой обсуждали всё?! Ещё с детства…помнишь?…Я же привык к нашим с тобой разговорам!
Варвара Семёновна почувствовала, как горячая волна ударила в лицо и сердце. «Хоть бы не упасть, выдержать…» Конечно, она помнила откровения Романа, помнила родинку за ухом, помнила запах его волос, когда прижимала к груди голову сына и шептала на ухо слова ласковые, которые никто в целом мире, кроме её Ромашки не расслышал бы. Значит, не те слова говорила она! Не смогла главное объяснить сыну, сердце его не распознала, не почувствовала! Мать ниже наклонила голову, чтобы не видеть даже края одежды Романа. Но как хотелось ей кинуться к нему, обнять, прижаться к своему мальчику! и нельзя даже глаз поднять… Она боялась, что взглянув на сына, не выдержит — забудет все обиды. Простит, как нашкодившего ребёнка. А он давно взрослый…