Ему известно, правда, что подготовка к форсированию реки Гремучей официально завершена, но со вчерашнего дня штабные офицеры стали вдруг работать еще над чем-то буквально днем и ночью. Он не спрашивал их, но догадывается, что это какое-то новое задание генерала Кунакова. Похоже даже, что он готовит запасной вариант форсирования Гремучей на другом участке, если операция «ПЧН» почему-либо не удастся.
Конечно, об этом генерал мог бы сообщить и ему, Черкасскому-Невельскому, но, видимо, не хочет обескураживать его. Если даже этот запасной вариант — личная инициатива Кунакова, майор вполне понимает его. Он начальник инженерных войск армии и не может не думать о возможности неудачи. Никогда ведь еще не осуществлялось такое...
Ну, а он, майор Черкасский-Невельской, полностью уверен в успехе? Этого он, пожалуй, не сказал бы, хотя все его расчеты подтверждены безупречно точными математическими формулами инженерного искусства.
До недавнего времени его проект вообще представлял собой лишь принципиальную возможность осуществления подобной переправы при благоприятных обстоятельствах. Но теперь все начинает наконец обретать конкретность. Есть реальная река с определенной глубиной и скоростью течения, с измеренной в градусах крутизной берегов, с точно установленной категорией грунта. Завтра или послезавтра эксперимент в овраге подтвердит теоретические расчеты, а все остальное будет зависеть от обстановки на фронте, от точности данных армейских разведок и мастерства танкистов. Только бы немцы не догадались об этом замысле и не подтянули бы противотанковую артиллерию в район переправы.
Уже второй час ночи, а майору все не спится. Подполковник Лежнев устроил его в соседней со штабом избе, и он прохаживается теперь возле нее, борясь с желанием зайти в штаб. Майор уже полюбил этот дружный, работящий коллектив, и ему легко представить, что там каждый сейчас делает.
В первой комнате за чертежными столами, как обычно, сидят сержанты. Старший сержант Сачков шифрует, наверно, по тыловому коду отчетность в штаб фронта, сержанты-чертежники готовят графический материал по эскизам штабных офицеров. И конечно же, Грачик, работавший до войны декоратором в киевской оперетте, напевает вполголоса полюбившиеся ему арии.
Помощники начальника штаба, скорее всего, во второй, самой просторной комнате. Они, пожалуй, уже кончили работу и пьют чай из большого жестяного чайника, принесенного их ординарцем. За чаем вспоминают, конечно, свою довоенную работу. Может быть, к ним присоединился и начальник штаба, работающий обычно в небольшой соседней комнатке. Он ведь совершенно неутомим. Ложится позже всех, встает самым первым. И всегда весел.
Майор Черкасский-Невельской совсем уже решается зайти в штаб, но у самых дверей раздумывает вдруг: «А что, если они, наработавшись за день, спят уже?..»
И он садится на ступеньки своей избы.
Часовой, охраняющий штабные помещения и размеренно шагающий взад и вперед неподалеку от него, дивится, наверное, чего это не спит майор? Сам бы он заснул, конечно, мгновенно, едва бы только прилег на что-нибудь. Майор обычно и сам не жалуется на бессонницу, но в последние дни беспокойные мысли гонят от него сон.
Война нарушила самые заветные его планы. Талантливый горный инженер, специалист по взрывной технике, он мечтал осуществить в самый канун войны совершенно новый способ добычи руды с помощью взрывчатки. И вот фашистское нашествие не только сорвало все его замыслы, но и разрушило все то, без чего не представлял он своего существования — его семью и шахту, на которой он работал после окончания горной академии.
Вот уже около двух лет, как он не знает, где его жена и дочь, родители, друзья по работе. С тех пор как немцы заняли его родной город, он не получил ни одной вести. И он живет теперь только одним чувством — чувством ненависти к врагу...
Генерал Ганштейн явно доволен докладом начальника оперативного отдела. Выходит, что русские не такие уж хитрецы, как уверяет полковник Штрэлер. К наведению понтонных мостов готовятся они именно на тех участках, которые и он считает самыми подходящими для этой цели.
— Ну-с, что вы скажете на это, господин полковник? — обращается он к Штрэлеру.
— Я же предупреждал вас, господин генерал, что это может быть простой демонстрацией с их стороны, ложным ходом.
— А вы как думаете, господин майор? — поворачивается Ганштейн к начальнику оперативного отдела дивизии.
— Не похоже, господин генерал. По вашему приказанию мы ведем скрытное наблюдение за этими участками реки уже давно и не сразу заметили, что русские сосредоточивают там свои понтонные парки. Работа ведется только ночами с соблюдением всех мер самой тщательной маскировки.
— А что вы имеете в виду под самой тщательной маскировкой, господин майор? — спрашивает полковник Штрэлер. В голосе его звучит почти нескрываемая ирония.
— Неуязвимость места сосредоточения их понтонных парков для нашей аэрофотосъемки.
— Не вижу в этом проявления особой осторожности, — усмехается полковник. — Они ведь в рощах. Обнаружить себя в подобных обстоятельствах было бы либо непростительной беспечностью, либо слишком грубой демонстрацией. Демаскировать себя они могут лишь естественным путем.
— Позвольте в таком случае спросить и вас: что вы имеете в виду под этим естественным путем? — иронизирует теперь уже генерал Ганштейн.
— Рубку леса, например. Забивку кольев при устройстве сопряжения моста с берегом или укладку береговых лежней.
— До этого, во-первых, не дошло еще дело, — отвечает Штрэлеру начальник оперативного отдела, — а, во-вторых, им и не нужно ничего заготавливать. В их табельных переправочных парках имеются специальные козловые опоры, которые не нужно забивать. Они упираются в грунт широкими металлическими шпорами.
Поведение начальника оперативного отдела, официально подчиненного Штрэлеру, не нравится полковнику. Майор явно желает угодить командиру дивизии, и это начинает раздражать его.
— Если русские так уж осторожны, господин майор, то как же вы их обнаружили? — спрашивает он.
— Мы обнаружили их в то время, когда они вели разведку места постройки моста, — не задумываясь, отвечает майор. — Я ведь уже докладывал вам об этом, господин полковник, но вы посчитали тогда действия русских за демонстрацию. А командир дивизии приказал мне послать на тот берег разведку. И вот она явилась только что, подтвердив догадку господина генерала.
Полковник Штрэлер становится все мрачнее. Значит, командир дивизии не доверяет ему? Дает задания начальнику оперативного отдела, не ставя его в известность об этом... Он, конечно, может и позлорадствовать потом, когда русские оставят их в дураках, но полковник Штрэлер истинный патриот, и для него успех немецкой армии превыше всего. Рискуя вызвать еще большее недовольство командира, он продолжает с прежним упорством отстаивать свою точку зрения.
Генерала Ганштейна все это не очень убеждает, но, будучи человеком осторожным, он соглашается в конце концов не сосредоточивать всю свою противотанковую артиллерию только на этих участках, а иметь еще специальный оперативный резерв.
— Где, по-вашему, разумнее всего разместить его, господин полковник? — спрашивает он Штрэлера, у которого заметно повышается настроение.
— Где-нибудь вот тут, — обводит полковник кружком рощицу на карте. — И еще вот тут. Очень важно успеть перебросить его на тот участок реки, на котором русские начнут переправу.
— Если русские такие уж мастера на сюрпризы, как вы нас уверяете, полковник, — сомнительно покачивает головой генерал, — то ждать их нужно всюду. А всюду можно и не поспеть.
— Зачем же всюду? Нас ведь страшат главным образом танки, а танки смогут переправиться только по мостам из тяжелых понтонных парков. Их грузоподъемность от восьми до семидесяти пяти тонн. В связи с этим одним парком русские смогут обеспечить около семидесяти погонных метров под семидесятипятитонные грузы. А времени для устройства такого моста по их военно-инженерным наставлениям дается до пяти минут на каждый погонный метр. Так, кажется, господин майор? — обращается Штрэлер к начальнику оперативного отдела.