СССР тоже нуждался в подобной машине: было понятно, что атомную бомбу, которую так торопились создать, требовалось ещё и доставить до объектов поражения. Эта история практически полностью состоит из выдержек из документов американских спецслужб, статей официальных экспертов, воспоминаний Феклисова и Л. Л. Кербера, ближайшего соратника А. Н. Туполева, с которым нам доводилось общаться в наших совместных проектах по бортовой ЭВМ для самолётов Туполева – УМ-2Т. К сожалению, нашей машине так и не удалось полетать на его легендарных бомбардировщиках.
Приведём эту часть книги в полном объёме.
Советское правительство пригласило американских и европейских военных наблюдателей на авиационный праздник в аэропорту Тушино 3 августа 1947 года, на празднование Дня Авиации. Гости были удивлены, когда они увидели американские бомбардировщики В-29 с советской маркировкой. Они знали, что советское руководство конфисковало три «Суперкрепости» после их вынужденной посадки на русском Дальнем Востоке, и предположили, что русские восстановили их и включили в экспозицию. Удивление перешло в ужас, когда мимо прогромыхал четвёртый клон В-29, неопровержимо демонстрируя, что русские уже организовали воспроизводство самолёта. Готовность производить В-29 давала Советскому Союзу возможность достигать цели в Северной Америке, как минимум, при полёте в одном направлении.
Секрет того, как Сталин запустил программу массового воспроизводства В-29, оставался в тени до окончания холодной войны, и роль, которую сыграли в этой истории Барр, Собелл и другие члены Розенберговского круга, никогда не была обнародована.
Тысячи специалистов были мобилизованы для решения этой задачи. Потребовалось разобрать один из конфискованных самолётов, проанализировать и сфотографировать более 100 000 отдельных деталей, а затем обеспечить их точнейшее воспроизводство. В конечном результате была получена точная копия самолёта, который сбросил атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки.
В совокупности с атомной бомбой ТУ-4 принёс ужас Армагеддона в Пентагон. Совершенно секретный документ, выпущенный в 1951 году, предупреждал: «Являясь копией В-29, советский ТУ-4 может быть замаскирован американской маркировкой и использован для скрытной доставки атомных бомб. Пусть даже способный долететь только в одном направлении, ТУ-4 имеет реальную возможность достичь каждую важную цель на территории США. СССР имеет адекватное количество ТУ-4 и тренированных экипажей для выполнения такой миссии». В отчёте также утверждалось, что небольшое количество ТУ-4, замаскированных под В-29, могут использовать бреши в американских радарных системах и избежать обнаружения. Это многократно увеличит вероятность успешной атаки высокоприоритетных целей, таких как регион Вашингтона, с целью парализовать верховное и гражданское руководство за несколько часов до того, как где-нибудь начнутся военные действия…
Когда ведущий советский создатель самолётов Андрей Туполев изучал один из В-29 на лётном поле в Москве, он быстро определил, что строительство фюзеляжа, двигателей и хвостового оперения будет сложной, но вполне разрешимой задачей. Всё, что касается радиоэлектронного вооружения, централизованной системы управления огнём и навигации воспроизвести по представленным образцам было практически невозможно. Тем не менее, это было сделано советским инженерами.
Далее Уздин цитирует материалы многочисленных американских источников, определивших точное воспроизводство всего этого оборудования. Мы не располагаем никакими техническими материалами, подтверждающими справедливость этой версии, это могут сделать только люди, занимающиеся историей советской радиолокации.
Следует заметить, что Собелл, один из активнейших участников группы Розенберга, работал в этот период в компании Дженерал Электрик и имел доступ ко всем работам по аппаратуре для В-29. Так что объединение информации, доступной и добытой им и Барром, было особенно важным.
С началом холодной войны, после того, как в СССР была взорвана атомная бомба, рост антисоветских настроений в США привёл к тому, что Барр был уволен с работы за то, что подписал петицию о выдвижении члена компартии на пост губернатора. В эти годы советские спецслужбы стали получать информацию, что американские криптографы достигли серьёзных успехов в раскрытии кодов, используемых в переписке Москвы с официальными представительствами в США, а также с резидентурой. Несколько офицеров советской разведки сбежало к американцам, продав им все секреты, которыми они обладали. Стало ясно, что созданная во время войны разведывательная сеть, в том числе и группа Розенберга, должна прекратить работу.
Сарант и Барр попытались начать собственный бизнес в области электроники, у них к этому времени накопился огромный опыт, основанный не только на собственной инженерной практике, но и охватывающий и обобщающий опыт работы ряда крупнейших фирм США, чьи секреты они передавали в Союз. Однако попытки не увенчались успехом, надо было сначала свои предложения превратить в действующие образцы. Это требовало денег, которых у Саранта и Барра не было. Тогда Барр решил поднять свой профессиональный уровень и как инженер, и как музыкант. Он мечтал не только об исполнительской деятельности, но и о занятиях композицией. Сначала он поступил в Колумбийский университет, но вскоре прервал обучение и решил поехать в Европу, попутешествовать и подучиться. Сейчас трудно сказать, что подтолкнуло его к такому решению – то ли свойственная ему «охота к перемене мест», то ли предчувствие крупной беды. Выбранная им последовательность действий позволяет принять вторую из двух причин: уж больно замысловатым выглядит его маршрут.
Барр вылетел из Нью-Йорка в Париж в январе 1948 года. Оттуда он едет в Стокгольм, где собирается продолжить учёбу в университете и откуда легко добираться до Финляндии, где он якобы хотел брать уроки композиции у Яна Сибелиуса.
В Стокгольме он оказывается 27 марта 1948 года и сразу уезжает в Хельсинки. С Сибелиусом он не встречается, а просто музицирует в ночных клубах в Хельсинки и Тампере, чтобы заработать себе на жизнь. Не исключено, что такой маршрут позволял ему или тем, кто руководил его перемещениями, проверить, какова будет реакция американских спецслужб.
После этого в конце августа 1948 года Барр возвращается в Стокгольм, к самому началу учебного года. Проучившись год в Стокгольме, 4 июля 1949 года он уже снова в Париже. Здесь он стал учеником Оливера Мессиайена, известного в послевоенные годы музыканта, композитора и педагога. Среди его студентов были многие ставшие известными композиторы-авангардисты. До конца жизни Барр вспоминал, как Мэтр исполнял и комментировал симфонии Бетховена.
Джо купил мотоцикл, снял маленькую комнатку с пансионом в большом доме в округе Неюйлли Пласанс. Хозяйка дома решила, что её молодой квартирант был бы неплохим женихом для её дочери. «Конечно, он всё время поддерживает связь с офицером парижской резидентуры», — вспоминает Феклисов.
Читая Уздина, мы представляли себе Джо со скрипкой за спиной, мчащегося по парижским улицам, молодого и счастливого. Забываются страхи предыдущих лет. Он занят любимым делом. Он красив, независим и многогранно талантлив! Он получает небольшие деньги за свою машину, которую оставил своему брату в Америке. Его учёбу в Колумбийском университете и в Европе оплачивают из Москвы, но он заслужил эти деньги, он никогда не брал их во время работы!
Барр отправляет из Парижа последнее письмо матери, указывая свой обратный адрес, по которому он жил в Париже. Он уже два года ни с кем не поддерживает связь, даже со своим другом Сарантом. Джо уверен, что про него уже все давно забыли. Мы думаем, что это были два самых счастливых года в его жизни. Будущее светло и прекрасно, он решает продлить свой европейский вояж, приходит в американское посольство 10 ноября 1949 года и продлевает ещё на год американскую выездную визу. Но Джо по-прежнему «не смотрит себе под ноги»! Пройдёт ещё полгода…
Он не знает, а узнает только через десятки лет, что уже в июле 1949 года на все пограничные пункты США поступила команда арестовать его при возвращении в Штаты. Он не знает, что его адрес на письме к матери уже известен в нью-йоркском офисе ФБР, но у ФБР нет официального права добиваться ареста Барра в Париже, и только ловушки на всех своих границах они смогли ему приготовить.