В детстве никто не подготавливал его к тому, во что он превратился, когда в юности поступил в МИ 6. Именно там Джеффри научился убивать людей. Ему это понравилось. Шефер неожиданно обнаружил, что как раз убийство себе подобных и было его настоящим призванием, страстью всей его жизни. Постепенно он действительно превратился в очень крутого парня и стал Шефером-Смертью.
Итак, он продолжал свой путь на юг. Было уже поздно, и на шоссе почти не оставалось машин. А если они и попадались, то в основном это были грузовики, торопившиеся во Флориду.
Мысленно Шефер сочинял очередное послание партнерам по игре.
Сегодня вечером Смерть отправляется во Фредериксберг, штат Мэриленд. Там живет миловидная тридцатисемилетняя женщина со своей пятнадцатилетней дочерью-красавицей. Женщина разведена. Работает прокурором маленького городка. Дочь – студентка-отличница и лидер футбольной группы поддержки. Обе женщины ложатся спать. Смерть отправляется в Мэриленд, поскольку играть в Вашингтоне становится опасно. (Да, я серьезно отношусь к вашему предупреждению.) Городская полиция брошена на поиски убийцы «Джейн Доу». Делом занимается смышленный детектив по имени Пэтси Хэмптон. Детектив Кросс вернулся с Бермудских островов. Интересно, изменился ли его характер, ведь это очень важно, верно?
Я уже вижу дом и представляю себе обеих женщин. Они живут в четырехкомнатном коттедже. В час ночи на улицах здесь пустынно. К тому же никто не будет связывать между собой эти два убийства с Джейн Доу. Жаль, что вас сейчас нет рядом со мной. Мне бы хотелось, чтобы вы испытали то, что сейчас ощущаю я.
Глава пятьдесят третья
Шефер припарковал «ягуар» на темной улице, чувствуя себя странно одиноким и испуганным. Он боялся самого себя. Того, о чем он думал и что совершал. Ни у кого не было так своеобразно устроенного мозга, поэтому никто не мог чувствовать себя так, как он. Ни у кого не возникало таких диковинных фантазий, которые, к тому же, воплощались бы в жизнь.
Другие игроки также вели сложную и фантастическую жизнь, но по сравнению с Шефером выглядели очень бледно. Голод заявил о себе целой серией психо-сексуальных убийств в Таиланде и на Филиппинах. Война считал себя некоронованным королем игры и заявлял, что все игроки находятся именно под его влиянием. Завоеватель же был прикован к инвалидному креслу и сочинял истории, как он завлекает жертвы, используя свою дряхлость и беспомощность.
Шефер сомневался, что кто-либо из них отважится продолжить игру в реальном мире.
Хотя, возможно, когда-нибудь партнеры и удивят его. Не исключено, что каждый из них все же сможет родить достойную фантазию. Вот это будет здорово!
Две намеченные им жертвы считали себя в полной безопасности, находясь в коттедже менее чем в пятидесяти ярдах от Шефера. Из машины он видел зеленый деревянный забор, окружающий каменную террасу, и круглый бассейн за ней. Масса возможностей, которые стоит рассмотреть.
Можно, например, убить обеих, обставив это как казнь, и тут же вернуться в Вашингтон.
Тогда местная полиция и ФБР будут растеряны и сбиты с толку. Может быть, это преступление привлечет внимание телевидения. Две женщины застрелены во сне: мать и дочь – предмет восхищения всего городка. Ни мотивов, ни подозреваемых.
Его плоть окатило волной возбуждения, да так, что ему трудно стало передвигаться. Это показалось ему настолько смешным и абсурдным, что он не смог сдержать улыбки.
Через два или три дома от него залаяла какая-то собачонка. Мелочь, судя по тявканью. Потом к ней присоединился собрат покрупнее. Собаки почувствовали опасность и знали, что он здесь.
Шефер притаился под кроной клена в дальнем углу заднего двора и выжидал, пока луна не осветила окрестности.
Вытащив из кармана кости, он присел на корточки и бросил их на подстриженную траву газона. Вот так. Играем по правилам. Давайте посмотрим, что нам предлагает сегодняшняя ночь. В темноте Шефер пересчитал сумму выпавших очков. Сейчас кости казались размытыми и нечеткими.
Он не поверил своим глазам. Сейчас ему самому захотелось завыть, словно тем перепуганным и обезумевшим собакам.
Кости показывали сумму в семь очков.
Смерти следовало удалиться, и немедленно! Сегодня никаких убийств!
Нет! Он не вынесет этого! К черту эти кости! Он никуда не уедет. Он не может. Он окончательно потерял контроль над ситуацией, но пусть так и будет.
Alea jacta est. На память пришли слова из школьной программы по латинскому языку. Слова, приписываемые Юлию Цезарю, перед тем как он перешел Рубикон. Жребий брошен.
Это была знаменательная ночь. Впервые Шефер решился нарушить правила и, таким образом, изменить игру навсегда.
Ему необходимо было убить кого-то, и этот позыв значил для него все.
Он поспешил к дому, боясь, что передумает. Шефер нервничал, и это вызвало невероятный приток адреналина. Сначала он хотел воспользоваться стеклорезом, но, махнув рукой на предосторожности, просто разбил стекло кулаком в перчатке.
Проникнув внутрь, он быстро прошел по темному коридору. Джеффри почувствовал, что вспотел, хотя для него это было нехарактерно. Он тихо вошел в спальню Дейдры, которая продолжала спать, не услышав звона осколков. Ее голые руки были закинуты за голову, словно она заранее сдавалась.
– Прекрасно, – прошептал Шефер.
На женщине были белые бикини и такой же лифчик. Ноги приглашающе раздвинуты. Наверное, во сне она чувствовала, что он придет. Шефер верил в вещую силу снов и считал, что к ним надо прислушиваться.
Он все еще испытывал возбуждение и был рад, что решился нарушить правила.
– Кто ты такой, черт возьми?! – внезапно раздался голос у него за спиной.
Шефер резко обернулся.
Это была Линдси, дочь спящей женщины, в кораллово-розовом пеньюаре. Джеффри хладнокровно поднимал пистолет, пока ствол не замер на уровне ее глаз.
– Ш-ш-ш, тебе не надо этого знать, Линдси, – произнес он самым спокойным голосом, даже не утруждаясь, чтобы скрыть явный британский акцент. – Но тебе я могу сказать.
И он выстрелил.
Глава пятьдесят четвертая
Во второй раз в жизни я почувствовал, что значит оказаться в роли человека, пострадавшего от преступника, а не детектива, расследующего это преступление. Я ничего не соображал и пока что никак не мог сосредоточиться. Мне нужны были положительные эмоции, и поэтому следовало, например, поработать немного на кухне при больнице святого Антония, увлечься благотворительностью или чем-то еще, чтобы только не думать о том, что произошло.
Мне надо было срочно занять свой мозг, но я уже знал, что потерял способность концентрироваться, хотя раньше это казалось мне таким простым и естественным состоянием. На глаза попалась статья о двух убийствах в Мэриленде, и они почему-то сильно взволновали меня без особых на то причин. Но, тем не менее, я не стал на них зацикливаться. А следовало бы.
Я продолжал находиться в каком-то беспомощном состоянии, чувствуя себя абсолютно потерянным. Ночами я все так же думал о Кристине, вспоминая в малейших подробностях те дни, когда мы были вместе. Образ ее преследовал меня повсюду.
Сэмпсон пытался как-то встряхнуть меня и активно действовал. Мы с ним дежурили на улицах юго-востока, пытались найти фиолетово-синее такси, расспрашивали жителей Шоу о подозрительных лицах. Очень часто я возвращался домой не раньше одиннадцати вечера.
Но меня это не тревожило, потому что все равно сон мой был окончательно расстроен.
И Сэмпсон очень сильно переживал за меня. Еще бы! Ведь Джон – мой самый лучший друг.
– Ты, по идее, должен сейчас работать над делом Оденкирка, верно? Что касается меня, то я пока что вообще отстранен от всяческих расследований. Шеф взбесится, если что-то выяснит. И мне это нравится, – заявил Сэмпсон, когда мы с ним патрулировали вечером Эс-стрит. Сэмпсон вырос в этом районе и знал тут все закоулки.