— Да!
Дорохов вскрыл пакет, из него выскользнула большая свежеотпечатанная фотокарточка, затем — вторая. Генерал взял первую. На фотокарточке — кусок асфальтированного шоссе, кювет и съехавшая в него передними колесами, накренившаяся «Волга». Дорохов взял вторую фотокарточку. Та же «Волга», но только внутри. На переднем сиденьи, справа — человек с низко опущенной головой, возле правого виска большое черное пятно и от него по щеке извилистая полоска. Генерал положил фотокарточки на стол и вынул из пакета вчетверо сложенный лист. Это был рапорт о ночном нападении на шофера таксомоторного парка.
...Слушая доклад Громова, генерал слышал не все.
Вербицкий убит — это ясно. Но почему убит? Кем? Тем, который пришел из-за рубежа или его помощниками? Шофер тоже «им» или «ими». Вербицкий мертв, шофер — в глубоком шоке. Свидетелей пока никаких...
Вербицкий был иностранным агентом — это ясно, но во имя чего принесен он в жертву, что побудило к убийству? Боязнь провала?
В шифрограмме сказано: «А» отпало, в ближайшее время реализую «Б»... Что значат эти литеры? Безусловно, что «А» имеет связь с Вербицким. А может быть, «А» — он сам? Дорохов потер пальцами виски, закурил.
— Вы уверены, капитан, что в то время, когда вы приходили к Вербицкому, вас не видел, ну, допустим, убийца?
Громов ответил не сразу. Память восстанавливала картины всего виденного в тот день. «Улица была пустынна. Несколько рабочих грузили кирпичи... Я видел их лица», — думал Громов. И вдруг обожгла мысль: «Когда вышел из ворот, кто-то быстро, а может быть, это сейчас кажется — быстро, вошел в соседнюю калитку»...
— Не уверен, товарищ генерал! Даже думаю, что видел.
Брови Дорохова поднялись.
— Вот как?! Почему так думаете?
— Когда я вышел из подъезда Вербицкого, кто-то быстро вошел в соседний двор.
— И вы не поинтересовались? — голос Дорохова прозвучал сурово.
— Я не придал этому значения, товарищ генерал.
— Второй раз вы допустили ошибку. Вы это понимаете, капитан? — почти по слогам произнес Дорохов.
— Понимаю, товарищ генерал. — Лицо Громова вспыхнуло.
— То, что вы знаете «его» в лицо, — палка о двух концах. Он ведь тоже вас знает. Теперь в этом нет сомнения. Чтобы ошибка не повторилась, вы должны выйти из игры...
Громов побледнел.
— Но, — продолжал генерал, — предварительно вы поможете в идентификации личности истинного нарушителя и того, кто подозревается нами. Встреча с подозреваемым будет организована в ближайшее время.
— Значит... — начал было Громов.
— Значит, мы нащупали его. Но версия — это еще не истина. Нам нужно уточнить. Одним словом, ждите вызова.
Глава пятая
«Сволочная штука — аппендицит»
Протасов плотно прикрыл дверь телефонной кабины, набрал номер.
— Будьте добры, попросите майора Глазунова. Скажите: Протасов. Пожалуйста!
Было слышно, как трубку положили. Немного погодя мембрана кашлянула и донеслось:
— Глазунов у телефона!
— Петя, здравствуй, друг! Выручай! — Помолчал, слушая ответное приветствие. — Да нет, не деньгами! У меня еще целая куча аккредитивов. От тоски-кручинушки спасай! Чем? А вот чем: есть у меня два билета на ипподром. Шесть заездов! Приезжай, а? Приедешь? Жду у входа. Начало через час. Жду!
Повесив трубку, Глазунов тотчас взял ее снова и набрал номер:
— Дежурный? Запишите: отлучаюсь на ипподром.
— Что-то Хворостов и Крюков исчезли? — спросил Протасов, когда они возвращались с ипподрома. — Совсем обирючились!
— Не в этом дело, — ответил Глазунов. — И рад бы в рай, да грехи не пускают. Полеты.
— А ты?
— Я? — Глазунов весело блеснул глазами. — Я сейчас, как товар в магазине, который отложен покупателем: и продать нельзя, и покупатель не приходит.
— То есть?
— Разрешение на перевод к брату получено. Машину сдал. Чемоданное настроение, но пока задержка...
— За чем же остановка? — спросил Протасов, зевая.
— Главный не подписал, в отъезде.
Несколько минут шли молча.
Сентябрьский, еще не набравший силы ветерок, лениво мел по асфальту золотую листву, сгоняя ее к кромке тротуара.
— Да-а, — вздохнув, начал Протасов, — через несколько дней и я уеду.
— На Чукотку?
— Нет. Туда мне еще рано. Поеду опять на юг. Нужно немного встряхнуться. Кстати, я ведь еще прописан там...
— Это правильно. Вид у тебя, Гриша, очень усталый, изможденный, — сочувственно сказал Глазунов. — Куда же ты решил двинуть?