У Протасова перехватило дыхание:
— Расистка?
Девушка откинулась на коврик и звонко засмеялась. Она смеялась так заразительно, что даже на лице обескураженного Григория появилась некая гримаса, напоминающая улыбку.
Девушка снова села.
— Извините! Шутка моя глупая, конечно... Но обратите внимание на то, что мы с вами одного цвета кожи. Посмотрите на соседей, — добавила она, кивком указывая на распластанные тела купальщиков.
В самом деле, вокруг лежали чернокожие, желтокожие и краснокожие, и только он и его веселая собеседница казались «вполне европейцами».
— Вы недавно приехали? — спросила блондинка.
— Уже неделю нахожусь в этом райском уголке, более похожем на пекло преисподней, — настраиваясь на шутливый лад собеседницы, ответил Протасов.
— Удивительно! Цвет вашей кожи остался первозданно-кабинетным. Обычно за такой срок он уже созревает для индейской резервации. А вы издалека? Если не секрет, — добавила она.
— Ну, какой секрет! Я с Чукотки, — ответил Протасов и потянулся за сигаретами.
— О-о! Чукотка! Суровый край, населенный отважными авантюристами! Золотоискатели... Романтика риска... Охотники... Каюры... — Она перехватила по-детски обиженный взгляд Григория: — Нет-нет! Я не иронизирую! Романтика риска действительно мне импонирует. А вы кем работаете там?
— Я летчик полярной авиации...
— Как здорово! Мчаться в небесной бездне под дугой северного сияния...
— Да, жизнь на Чукотке не лишена поэзии, но все уже примелькалось, — в его словах послышалась затаенная грусть. Он взглянул на часы, — ого! Без четверти час! Пора обедать. Инфракрасное излучение менее полезно, чем хороший обед. Как вы считаете? — Протасов покраснел и добавил. — Я очень прошу вас пообедать со мной...
— Хорошо! Я принимаю приглашение, — очень просто, без кокетливых отнекиваний согласилась она, — но давайте же, наконец, познакомимся. — Она протянула Григорию узкую руку, хорошо ухоженную, мягкую и сухую: — Вероника.
Протасов слегка пожал ее: — Григорий.
Они пообедали в «Магнолии». Вероника оказалась приятной и остроумной собеседницей, вопросы задавала деликатно, на вопросы Григория отвечала охотно и обстоятельно. Протасова словно подменили: не было в нем теперь ни прежней скованности, ни застенчивой неуклюжести, ни робости — он рассказывал Веронике о своей жизни просто и доверительно.
Договорились встретиться вечером...
Глава вторая
Ошибочный ход
Незадолго до заката на заставу приехали два человека. Один — атлетического сложения, с вьющимися волосами и слегка насмешливым взглядом широко посаженных глаз.
— Никитин, — коротко представился он Крутову и протянул ему запечатанный пакет.
Второй был ростом ниже, но сила чувствовалась и в нем немалая. Черные густые волосы были аккуратно зачесаны назад, карие, глубоко сидящие глаза пытливым, умным взглядом смотрели из-под густых бровей.
— Громов, — сказал он, подавая руку начальнику заставы.
Крутов вскрыл пакет. Он был от Дорохова. Четко и лаконично генерал излагал задуманный им план.
Вызвав старшину Дронина, Крутов приказал:
— Устройте товарищей на жительство.
Вечером начальник заставы сам проводил инструктаж очередного наряда.
— С этого дня распорядок службы следующий. В случае нарушения границы — немедленно сигнализировать на заставу и, ничем не обнаруживая себя, преследовать нарушителя. После прибытия разводящего со сменой передайте дальнейшее преследование нарушителя им и возвращайтесь на свой пост. Категорически запрещаю попытки задержать нарушителя, кроме случая, если нарушитель обнаружит вас и попытается вернуться на свою сторону. Но и в этом случае вы должны действовать бесшумно, оружие применять только при крайней необходимости. Ясно?
— Ясно! — дружно ответили пограничники.
Скоро наряд ушел, и обычная тишина повисла над заставой.
...Прошло два дня. Все шло своим чередом: вовремя менялись часовые, веселый повар Гриша Тищенко разливал по тарелкам «гарный» украинский борщ, а по вечерам младший сержант Валерьянов брал аккордеон и «мотал жилы» — так говорил его друг ефрейтор Савкин.
В дневное время Громова и Никитина не было видно. Только когда угольно-черная южная ночь заливала окрестности, они появлялись в караульном помещении и садились играть в шахматы.
Так было и в ту ночь. Громов и Никитин сидели склоненные над доской, как прилежные ученики над контрольными, и только изредка бросали взгляд на квадратный серый щит с двумя рядами красных лампочек и черными цифрами под ними. Внизу щита торчал черный рупор мощного зуммера, напоминающий сигнальные рожки первых автомобилей.