Я собираюсь было высказать ей, что наши роботы самые лучшие и надежные на Периферии, и экспортируются на десятки планет, но тут же мне становится смешно. Я что, обиделся за робота? Я не выдерживаю и фыркаю, мгновенье спустя мы смеёмся вместе.
— Похоже, ты неплохо разбираешься в технике, — говорю я, отсмеявшись.
— Ну, да, — без всякой напускной скромности отвечает она. — С малолетства люблю возиться со всякими механизмами. Я собираюсь стать инженером-робототехником, когда вырасту.
Я отвожу глаза. Она просто ещё не слишком хорошо знает наш мир. Инженером ей никогда не стать. По статусу не положено, это профессия только для местных. Максимум, на что может рассчитывать переселенец — работа слесарем в небольшой мастерской или оператором на машиностроительном заводе.
Впрочем, а у меня ведь тоже нет права на выбор будущего. Не важно, кем я хочу стать — программистом, космобиологом или барабанщиком в рок-группе. Выбор сделан ещё до моего рождения. У сына наследного сенатора только два пути — профессиональная политика или дипломатия. Собственно, в плане свободы выбора будущей профессии между сыном крупного политика и дочерью нищего мигранта разницы нет никакой.
— А ты сильная! — говорю я, решив сменить тему разговора.
Она поворачивает голову в мою сторону и улыбается.
- Я жила на планете, где сила тяжести на треть выше, чем здесь у вас. И спортом занималась.
— Это каким же?
— Фрайтболом. В прошлом году наша команда прошла отборочные соревнования и мы участвовали в Чемпионате Периферии среди молодёжных команд.
— Круто! — искренне говорю я.
— На самом деле, нет, — наморщив нос, признаётся она. — Мы так и не вышли из подгруппы.
Мы опять смеёмся. С ней легко и просто общаться. Гораздо легче, чем с моими вечно надутыми и чем-то недовольными одноклассницами.
— Вета — это от какого имени? Светлана?
— Нет, — мотает она головой, — Елизавета. Ветой меня при оформлении в распределительный лагерь переименовали. Нам же не положены «королевские» имена. Ну, я и решила, что Вета — всё же лучше, чем Лиза. Хотя то ещё имечко получилось… Ветка Листова! Ты ведь не знаешь русского?
Я признаюсь, что не знаю. Вета разъясняет мне, как звучит её имя в переводе, и я соглашаюсь: действительно, получилось забавно.
— Но мне всё равно нравится, — тут же добавляю я.
Она пожимает плечами.
— Елизаветой меня решил назвать отец, в честь прабабушки. А Ветой меня мама раньше называла.
— А где сейчас твоя мама? — спрашиваю я.
— Мама умерла, когда я была ещё маленькой, — просто отвечает она. — Я её почти совсем не помню.
У меня в горле словно набухает тугой шероховатый комок, я делаю усилие, чтобы его проглотить. Это мне удаётся, но голос становится чуть осипшим, когда я говорю:
— У меня тоже мамы нет. Уже два года.
Наша медицина — самая лучшая на всей Периферии, наши врачи могут вылечить почти любую болезнь. Почти любую.
Вета протягивает руку и осторожно касается моего плеча. Словно протягивается ещё одна тонкая, прочная ниточка, делающая ещё крепче возникшую между нами связь
— Кстати, я до сих пор не знаю, как вас зовут. Или мне не положено об этом спрашивать?
— Нет, конечно же, можно. Меня зовут Людовиг. Но не вздумай ко мне так обращаться! Для друзей я Люк.
Смотрю на неё — будет смеяться или нет. Вроде, выглядит серьёзной.
— Ну, могло быть и хуже, — говорит она. Я вижу, что в её глазах всё же светятся искры тщательно скрываемого веселья.
— Могло, — соглашаюсь я. — У нас в школе есть Гамлет и Хеопс.
— Это закон такой у вас, давать детям исключительно царские и королевские имена?
— Нет. Просто глупая старинная традиция.
Пусть глупая, пусть нелепая, но наша. И мы не имеем права её обсуждать, тем более с гостями.
Я поворачиваюсь на бок, подпираю голову рукой и разглядываю гостью. Определённо, она мне нравится. И я ей, похоже, тоже нравлюсь.
— Так ты со славянской планеты? С какой именно — Славия, Сибирия? — спрашиваю я.
— Нет. Новая Арктика. Слышал про такую?
— Разве что название.
— Не удивительно. Это на самом краю сектора. Периферия Периферии, можно сказать.
— Расскажи мне про свою планету, — прошу я.
— О! — девочка сразу оживляется. Рука её тянется к коммуникатору. — У меня куча панорамных фотографий есть и голографическое видео…
— Не надо никаких фоток, — останавливаю её я. — Просто расскажи.
И Вета начинает рассказывать.
Новая Арктика начала заселяться совсем недавно, во время Третьей Волны, когда все более или менее пригодные для жизни планеты были уже разобраны. Повышенная гравитация, скованный льдами океан, непригодный для дыхания воздух. Русские колонисты высадились в районе экватора, и стали постепенно продвигаться в сторону южного полюса, километр за километром отвоёвывая землю у вековых льдов. Должен отметить, что сделать им удалось немало. По словам Веты, преобразование атмосферы сейчас полностью завершено, даже озоновый слой создан, так что летом, которое продолжается на экваторе около трёх недель, можно загорать, не рискуя остаться без кожи. А вот купаться нельзя — океан по-прежнему холодный и ядовитый.