— Что так?
Замялся Джега, но только на мгновенье, потом метнул горячий взгляд навстречу внимательным глазам Семенова.
— Ничего, требуется дурь выветрить.
Помолчал Семенов.
— Ладно, езжай.
Весь день и ночь был Джега смутен и неспокоен. Равновесие обрел лишь тогда, когда почувствовал себя один-на-один — с лесом, с небом, в тряской подпрыгивающей на ухабах таратайке. Встал во весь рост — оглянулся вокруг. Бегут вперегонку навстречу кудлатые сосны, пеньки коренастые. Буйная поросль топорщится сквозь черную прель, бурелом и трухлятину. Валит теплый пар от земли. Солнце золотыми коготками царапается сквозь лесное кружево, да где там пробить плотную лесную шапищу — темь и тишина под старыми разлапистыми елями.
— Эх, хорошо!
С горба за поворотом увидал старую одинокую сосну. Сухая и когтистая, топорщила она свою лысую вершину высоко на бором. Под ней скрещивались с трактом два проселка. Двуколка свернула влево и запрыгала по узкой лесной дороге.
— Теперь, кажись, семь верст до Борка осталось? — крикнул Джега.
— Эге, — сипло откликнулся рыжий парень с передка.
Под тряску дребезжащей таратайки вспомнил Джега свой первый наезд в Борок три года назад.
Ехал он тогда в отпуск, и был для него Борок случайной точкой на зеленоватой карте губернии. Накануне в городе он решил провести свои две недели в деревне, а где — было все равно. Везде люди, везде солнце. Подвернулся Борок, айда в Борок. Вышло — не прогадал. Стояло село в густом сосновом бору, на высоком угоре, пропахшее смолистым крепким запахом. Нашел здесь Джега морошки да малины, да гриба тьму-тьмущую, да двух молодых братанов Чикуновых. Морошки ел столько, сколько живот мог снести, грибы бабке Фетинье, своей хозяйки, на суп отдавал, а братанов Чигуновых начинил сухим комсомольским порохом. К Чигуновым Гриша Быков пристал.
Тут была основана в Борке ячейка комсомола.
Сколько темных вечеров провел Джега с тремя новоявленными апостолами. Сколько горячей крови своей перелил он в их сердца, сколько рассказал нового, неслыханного ни Чигуновыми ни Быковым. Перед отъездом с их помощью собрал человек пятнадцать парней деревенских в чигуновской избе. Первое собрание окончилось ничем — в молодую ячейку по первому зову никто не бросился, но позже результаты сказались. Поползли по деревне слухи и слушонки. Кое-кто из бывших на первом собрании не раз вернулся после к Чигуновым с расспросами. Вслед за парнями стали заходить и любопытствующие бабенки и мужики постарше, а однажды приплелся бородач Кузьма и, поблескивая острым глазом, пробубнил:
— А нут-ко, Андрюха, сказывают, у вас новая вера объявилась. Расскажи что ли.
Андрей Чигунов, старший из братьев, поглядел на Кузьму.
— Не в вере сила, а в делах, дядя Кузьма, — сказал он спокойно и, сев против Кузьмы, выложил все, что знал сам от Джеги и из присланных Джегой книжек.
Крякнул Кузьма, почесал бороду заскорузлой пятерней и ушел, не сказав ни слова.
Туго приходилось ячейке. Против кучки задорных ребят стояли стеной пять сотен кряжистых, упрямых мужиков. Прошибить эту стену было нелегко.
Был случай, — младшего Сережу Чигунова озорная молодежь за овином крепко отколошматила. Однажды в праздник полупудовый камень, брошенный недоброй рукой, начисто высадил раму в чигуновской избе. Косые усмешки да злые посулы и считать молодые комсомольцы перестали.
Но они сами были крепко сколочены и хорошо знали своих сородичей, знали — крепкоголовы борковцы и новое принимали тупо. Но знали и то, что, раз приняв, крепко держались мужики своей правды. Молодые комсомольцы не спеша, упорно и неотступно штурмовали упрямые головы сельчан. За три года шестнадцать изб с бою были взяты Чигуновыми, в шестнадцати избах тлелись комсомольские искры, заброшенные ячейкой. Первым обязательством новообращенных было бросить пьянку и буйство. Косились мужики — чудно что-то. Как это так, сразу вдруг брось. То пил, а то не пей. Дело что-то больно серьезное. Позже, когда всей ячейкой мост и тракт починили и открыли на общий отработок избу-читальню, добрая половина мужиков приняла сторону ячейки. Мало-помалу ячейка забирала силы и, наконец, дала решительный бой в истории с так называемыми «канальскими деньгами». Эти деньги свалились на борковцев совершенно неожиданно.
Близ села почти сходились две крупных реки. В один прекрасный день в Борок прикатили из губернии инженеры, ходили, смотрели, ковыряли землю. После приезжали еще неведомые комиссии, а спустя семь месяцев в борцовском волисполкоме получилось предложение отрезать кусок земли, прилетающий и междуречью.