– Лев, отключите эту хрень, – тихо сказала Мегер, и Валентин возликовал.
– Сейчас, дорогая, – бодро отозвался Соколовский, снимая с Мегер наушники.
Женщина еще несколько мгновений полежала, потом резко села, спустив ноги с кушетки. Кивнула командиру, сказала:
– Мастер-пилот Мегер ждет ваших распоряжений.
– Вольно, – ответил Валентин.
Мегер тряхнула головой. Сказала:
– Ненавижу волновой сон… Ну так что там, доктор?
Соколовский торжественно указал на зеленые огоньки в изголовье обеих кушеток.
– Я еще не смотрел полный отчет. Но, судя по всему, – вы в полном порядке! Голова не кружится?
– К черту, я замерзла, – пробормотала Мегер. Спрыгнула на пол, придерживая одной рукой у груди простыню, вышла из бокса. Мускулистая черная спина и упругая задница на фоне белых стен смотрелись великолепно. – Гюнтер, тут есть какая-нибудь одежда? И кофе, здоровенная бадья кофе, и чтобы был черным и сладким, как я!
Лев подмигнул Валентину. Валентин подмигнул Льву.
– Чертовы Ракс, glupi jak koza[2], – пробормотал Соколовский. – Я же говорил, все хорошо. Мы, люди, крепче, чем они считают…
Он повернулся к кушетке, на которой лежала Лючия. Аккуратно снял наушники.
Девушка продолжала лежать с закрытыми глазами.
– Просыпайся, золотко, – сказал Лев негромко.
Лючия не двигалась.
– С ней точно все в порядке? – спросил Валентин с тревогой.
В бокс вернулась Мегер. В халате на голое тело и с кружкой в руке. Отхлебнув кофе, она вопросительно посмотрела на доктора.
– Сейчас, сейчас… – доктор включил экран кушетки. Нахмурился. Потом улыбнулся. – Да она просто заснула! Молодость!
Он легонько потряс Лючию за плечо.
– Кадет Д’Амико, подъем! – сказала Мегер строго.
Лючия потянулась, зевнула и открыла глаза. Тоже попыталась сесть и вдруг застыла, подтянув простыню до подбородка. Спросила:
– Почему я голышом?
– Потому что в реанимации трусов не носят, – ответила Мегер, отпивая кофе. – Разве только в кино… Как себя чувствуешь, кадет?
Лючия затравленно посмотрела на Анну, потом на Валентина, потом на Льва. Кажется, доктор, то ли в силу возраста, то ли из-за традиционного для его профессии белого халата, вызвал у нее максимум доверия.
– Доктор, я в больнице? – спросила девушка.
Валентин отвел глаза. Зеленые огоньки вызывающе сообщали, что Лючия в норме.
Во всяком случае – физически.
– Ты нас не помнишь? – спросил Лев, пожевав губами.
Лючия замотала головой.
Анна вышла за дверь, вернулась с халатом. Бросила его Лючии.
– Надень и пошли отсюда. Тут холодно, как в Сибири.
Лючия стремительно покраснела. Прошептала:
– Отвернитесь…
– Мужчины, вы могли бы выйти? – спросила Мегер.
– Вы тоже! – выкрикнула ей в лицо Лючия.
Мегер удивленно нахмурилась.
– Скажи, золотко, ты помнишь, как твое имя? – спросил Соколовский.
– Лючия! Лючия Д’Амико! – Похоже было, что девушка близка к истерике.
– Хорошо, верно, – закивал Соколовский. – А нас не помнишь… Что последнее ты помнишь? Как сюда попала?
Лючия на миг задумалась. Спросила:
– Я попала в аварию?
Лев покачал головой.
– А энсин нашего класса здесь? – спросила Лючия.
Валентин вздрогнул. Младшие офицеры, энсины, руководили кадетами первые три года обучения.
– Сколько тебе лет? – спросил Лев, помедлив.
– Одиннадцать? – после короткой паузы произнесла Лючия. Вытащила из-под простыни руку, посмотрела на нее. Приподняла голову, окинула себя взглядом. Валентину показалось, что, когда взгляд Лючии упал на вздымающие простыни груди, глаза ее расширились.
– Kurwa mać[3], – коротко и емко сказал доктор. – Извините.
– Доктор, нам стоит выйти, – сказал Валентин. – А вы, Анна, все-таки уговорите девуш… девочку одеться.
Тедди почувствовал, что голос Марка едва заметно изменился.
– Ты ведь понимаешь, что я перешел на сторону «Стирателя» лишь во имя спасения вашей жизни, – сказал искин.
– Это твои слова, – заметил Тедди.
– И даже эта вольность была следствием твоего вмешательства, – добавил Марк. – Ты менял основные директивы, чем увеличил мою свободу действий.
– Тут все верно, – согласился Тедди. – Давай. Говори, что там с Лючией.
– Но мне запрещено…
– Говори. Ты явно уже узнал.
Марк очень правдоподобно вздохнул.
3
Курва мать (