От Яриса, как и всегда, приятно пахло сандалом и кожаной курткой, которую он носил, немного табаком — каким-то хорошим французским, Марен все время забывала название.
— Прекрасно выглядишь. — Он взял в ладони ее лицо. — Хочу сосчитать твои веснушки. Все до единой. Но ты постоянно убегаешь.
Марен выбралась из его объятий, незаметно сняла с юбки шагомер и спрятала за микроволновкой.
— Могу что-нибудь приготовить, — предложила она. — Ризотто, например. У меня дома есть все ингредиенты.
Ярис был музыкантом, играл в стиле барокко на цинке — странном изогнутом деревянном инструменте, который звучал как гобой, только глубже и теплее. С ним он ездил по миру — Рим, Нью-Йорк, Париж, Одесса — и периодически оказывался здесь, давал концерты и читал лекции в Высшей школе старинной музыки. Пять лет назад он впервые появился на пороге ее ателье, прижимая к себе фрак с порванной подкладкой. Заплатить ему было нечем, но позже на Рыночной площади он угостил ее сладкой ватой. Марен никогда не воспринимала всерьез его заигрывания, во-первых, из-за Ханнеса, во-вторых, потому что Ярис, по ее мнению, был для нее слишком хорош — слишком красив, слишком далек и слишком непостоянен. Она наслаждалась его комплиментами, но скорее как просмотром фильма, осознавая, что предается иллюзиям.
Ярис взял футляр с инструментом.
— Как же я могу устоять перед твоим ризотто? — улыбнулся он.
Марен собрала вещи, взяла сумку, выключила отпариватель и свет. Ярис прислонился к входной двери и ловко скрутил себе самокрутку. Затем еще одну и сунул ее за ухо. Уже за это он нравился ей. Она не знала никого, кроме Яриса, кто бы в свои почти сорок лет хранил запасную сигарету за ухом.
На улице их встретила жара, они сразу же сняли куртки. Ярису хотелось пройтись, поскольку он весь день просидел в полумраке актового зала. Марен с досадой подумала о шагомере, который остался лежать за микроволновкой, и решила считать в уме, но сдалась уже на втором перекрестке.
— Что это там происходит? — удивился Ярис, когда они свернули на улицу, где жила Марен. — У твоего дома опен-эйр, а я не в курсе?
— Какой кошмар, — пролепетала Марен. И в самом деле, у ее дома столпились люди, не меньше ста человек, двое полицейских оцепляли вход в парк сигнальной лентой, выли сирены, мимо пронеслись две полицейские машины. Марен ускорила шаг. — Уж не с Ханнесом ли беда?
— Ах брось, — отмахнулся Ярис, продолжая шагать в том же темпе. — Наверняка кошка застряла на дереве. Ты же знаешь людей, вызывают полицию по любому поводу.
— Чушь. Вон, смотри, там кто-то на крыше. Поверить не могу, на моей крыше! Не может быть!
Приехало телевидение, мигалки освещали фасады, камеры телефонов снимали происходящее. И на каждом видео будут видны бело-голубые полосатые занавески ее спальни и маленький кактус на подоконнике, который расцвел впервые в этом году.
— Это кошмар, — простонала она. — Все перекрыто. Что же теперь делать?
— Уехать со мной в Париж, например, — ухмыльнулся Ярис. — Домой ты все равно не попадешь. У меня на два дня забронирован двухместный номер с видом на канал, дальше во Флоренцию. Подумай. Вдруг это знак.
Марен была уже достаточно близко к дому, чтобы разглядеть худощавую женщину, метавшуюся по черепице, как напуганный зверь. Она ходила взад и вперед, рвала на себе волосы, садилась на корточки и затыкала уши, раскачивалась, снова подскакивала, удерживая руками равновесие, хватала кусок черепицы и швыряла вниз. «Будь я такой стройной, — подумала Марен, — ни за что не покончила бы с собой».
— Она должна слезть оттуда, — сказала Марен. — Сейчас же. Я не хочу жить под крышей, с которой кто-то сбросился. Это, должно быть, какая-то глупая шутка, они же смогут поймать ее. — Она протискивалась к стоящим у ограждений полицейским.
Ярис не отставал, он вынул телефон и включил камеру.
— Чокнутая, — только сказал он. — Абсолютно чокнутая.
— Простите, — обратилась Марен к женщине-полицейскому, подергав ее за рукав. — Простите, я здесь живу и хотела бы попасть в свою квартиру.
Женщина-полицейский обернулась, ее лицо раскраснелось от жары, челка под фуражкой прилипла ко лбу.
— Имя, фамилия.
— Фриче, — назвалась Марен. — Марен Фриче, четвертый этаж, вон там, смотрите, бело-голубые шторы — это моя спальня.
Женщина пожала плечами:
— Сейчас мы никого не можем пустить в дом. Вы же видите, что творится наверху. Обратитесь в полицейский участок Центрального района, если в квартире остались вещи, которые вам срочно нужны, — лекарства, например. Там вам помогут.