Маргарита, закрыв форточку, в ожидании Глеба сидела на кухне и плакала, когда услышала долгий звонок в прихожей. «Если это Глеб, значит, он не один». И она бросилась открывать дверь.
Увидев мужа с котом на руках, она вскрикнула. Еле успевая вытирать слезы, — то ли от горя, то ли от счастья, что Шулька все-таки живой, — осмотрела его, заметила запекшуюся кровь на правой лапке.
Шульца положили на диван. Маргарита попыталась обработать ему лапку, но едва она коснулась ее — кот зарычал и оскалился.
— Можно не сомневаться: перелом! — сказал Глеб. — Поедем быстрее в лечебницу.
Выслушав их, врач покачал головой и с сожалением произнес:
— Вряд ли мы сможем ему помочь. Однако попробуем.
Он с трудом сделал коту укол — Шульц рычал и скалился, но именно это больше всего нравилось доктору. Обработав раны и наложив лангет на правую заднюю лапку кота, он с искренним сочувствием сказал:
— Если сегодня пойдет кровь изо рта или появится в моче — кот жить не будет. И к нам даже приезжать не надо. Ну а если кровь нигде не обнаружится — у вашего кота останется еще восемь жизней. Говорят, что у кошек девять жизней. Одну, считайте, он прожил.
Опечаленные, Маргарита и Глеб вернулись домой, заботливо уложили Шульца на диван. Придя в себя после укола и сна, он тотчас принялся срывать мешавшую ему двигаться повязку. Но лангет был выполнен добротно, и кот сдался.
Три дня и три ночи он спал на диване лапками кверху. Три дня и три ночи Маргарита и Глеб, прежде чем слить в унитаз мочу Шульца, внимательно высматривали, не видно ли в ней крови, и каждый раз радовались, что ее не было. И тогда они поверили, что Шульц будет жить.
Когда кота привезли на перевязку, врач улыбнулся и сказал:
— Ну что, красавец, ты меня удивил. С восьмого этажа грохнулся — и остался живым! Такого случая в моей практике еще не было.
Он погладил кота и, обработав рану, наложил свежую повязку. С ней Шульц проходил всего один день, а на следующий, не выдержав присутствия на своем теле чего-то инородного, разодрал ее, полностью от нее освободился, тщательно вылизал рану и как ни в чем не бывало стал важно расхаживать по комнатам, проверяя свои укромные места, в которые не заглядывал последние несколько дней. И вскоре Шульц опять начал жить по годами отработанному ритму.
После этого случая Маргарита и Глеб взяли себе за правило: когда уходили из дома, строго следили за тем, чтобы все форточки были закрыты.
За зиму Шульц окреп, перестал прихрамывать. И вот наступила весна. Когда вновь повезли его в сад, кот повел себя необычно: он вдруг забеспокоился, стал кричать, прыгать на плечи, на спинки сидений и даже прямо на руль, мешая Глебу вести машину.
Пришлось Маргарите взять Шульку на руки, гладить и успокаивать его, повторяя, что никакой опасности для него нет, скоро приедем в сад и все будет хорошо. Он немного успокоился, но нет-нет да и делал попытки вырваться из рук Маргариты и, лишь когда она сунула его себе под куртку, смирился окончательно. Так и добрались до сада, благо недалеко от города — немногим более двадцати километров.
Глеб поставил машину под яблоню, выключил мотор, вышел и открыл дверцу Маргарите. Она выпустила Шульку на дорожку, ведущую к дому. Кот, изогнув дугой спину, потянулся, потом покувыркался на спине и уверенно взбежал на крыльцо.
Когда его впустили в дом, Шульц, как обычно, неторопливо обнюхал каждый участок оставленной им прошлой осенью территории, обошел все комнаты, потом вернулся к двери и замяукал, просясь снова на улицу. Для него начинался самый лучший период его жизни, когда ему предоставлялась полная свобода действий, великое множество всевозможных испытаний и неожиданностей.
И снова бывало, что Шульц, запертый дома, ночевал в одиночестве по два-три дня или оставался один на один с природой непосредственно в саду.
Однажды Маргарита, занятая проведением международного конкурса по бальным танцам — она была директором турнира — позвонила мне глубокой ночью и сказала, что они вместе с Глебом заняты по горло решением всяких проблем, и поэтому уже два дня не приезжали в сад. Шульц там один. «Мы не знали, что ты был в командировке, — пояснила дочь и попросила: — Папа, выручай».
Я, конечно, согласился. Но, переживая, долго не мог уснуть, думал, как там Шульц, жив ли? Хорошо, что в саду уже жили с семьями оба Левы. Шульц, думаю, сообразит попросить у них поесть, как он делал не раз и прежде. Оба Левы — люди добрые и, поняв, в чем дело, безусловно, кота накормят. Однако, как бы там ни было, никуда не годится, что Шулька скитается там один.