– Тебе говорят, сядь, значит – сядь, – начал он, скалясь и рассматривая добычу вблизи, – ты слушаться должна и молчать…
У девчонки на этот счет был свое мнение. Она дернула головой, и хвост каштановых со светлыми прядками волос проехался по роже второго горца. Он уже тянул лапы к груди девчонки и от неожиданности шарахнулся назад, прошипел что-то злобно и обхватил официантку за талию.
– Отпусти! – взвизгнула девушка, дернулась изо всех сил и вырвалась из объятий «кавалера». Ей даже удалось вскочить на ноги, но сразу две пары рук дернули ее обратно на диван. И тут же в общем шуме и гуле Максим услышал звук удара – девчонке отвесили хорошую пощечину. Все затихло на мгновение, и тишина прервалась новым взрывом довольного ржания. Еще один короткий взгляд назад – девчонка сидит на корточках, тянется к улетевшему под соседний столик блокноту, волосы у нее растрепались. Плечи вздрагивают, а на щеке от нижней челюсти до скулы расползается красное пятно.
– Шлюха ты, и мать твоя шлюхой была, и дочь твоя проституткой будет. Пива нам принеси, и быстро, – Максим делая вид, что происходящее за спиной его не касается, пилил тупым ножом остатки стейка. Шум исчез, стало тихо, очень тихо и тишина эта была нехорошей, душной и совершенно ему сейчас ненужной. Словно после разрыва снаряда, если не успел зажать уши и свалиться за укрытие или просто упасть на землю.
– Да пошел ты! – отчетливо и звонко ответила девчонка, и Максим услышал стук каблуков ее туфель у себя за спиной. И грохот отодвигаемого тяжелого стола, звон упавшей на пол тарелки и поток ругани на корявом, диком языке. Официантка пролетела мимо, Максим успел только заметить край ее клетчатой короткой юбки, двинулся на скамье к краю и выставил в проход правую ногу. Бежавшая за девчонкой «шестерка» бандитов с грохотом растянулась во весь рост в проходе между столиками. Странно, что только один, это не в традициях честной горской схватки – десять на одного. Вернее, на одну.
Максим убрал ногу, привстал и посмотрел на горца. Тот извивался на полу, как глист, отклячив задницу и тянулся рукой к поясу светлых джинсов. Извернулся ужом, перевернулся на спину и вытащил из-за ремня прикрытую полой рубашки навыпуск «Осу». И замахал оружием над головой, почему-то зажмурив глаза. Максим не глядя, нашарил на столе солонку и перечницу, свинтил им «головы» и высыпал содержимое себе в ладонь. Выждал еще секунды три или четыре и швырнул смесь в рожу успевшего сесть и открыть глаза «воина». Тот отпрянул, попытался протереть глаза и жестоко за это поплатился – дуэт приправы и специи разъедал слизистую стремительно. Вояка ни черта не видел вокруг себя, размазывал по лицу слезы и сопли, орал что-то невнятно и пытался ползти назад. Но врезался спиной в ножку тяжелого стола, вздрогнул, шарахнулся в сторону и снова заорал, но уже в голос. Максим выбрался из-за стола и с силой, от души врезал бандиту носком ботинка в грудь. Тот рухнул навзничь, рыпнулся было подняться, но затих, только хлюпал носом и отплевывался. Двигаться он не мог – подошвой ботинка Максим придавил запястье его правой руки с зажатой в ней «Осой» к полу.
– Слушай, животное. Еще раз тебя тут увижу – убью. Живот распорю, кишки выпущу и за ноги подвешу, будешь ворон пугать. И не один, а вместе с мамой своей, с папой, с братиком, дядей, бабушкой и дедушкой. Слышишь, скотина? – Максим, прожевал, наконец, мясо, проглотил, и речь получилась почти внятной. Говорил он тихо, почти шепотом, но орать было и незачем – брошенное соплеменниками существо олицетворяло собой полную покорность. Оно было уже не опасно, и Максим рискнул – обернулся. За столиком под «плазмой» уже никого не было, на этот горцы действовали в лучших традициях своего племени. Бросить своего на растерзание врагу – этот отличительный признак доблести и геройства они продемонстрировали еще раз. А заодно и не заплатили, что тоже входило в реестр их добродетелей. Максим наклонился, обшарил карманы бандита, нашел деньги, бросил их на соседний столик. И что было сил, врезал носком ботинка по руке «вояки», его пальцы разжались и «Оса» улетела куда-то далеко, грохнулась о стену.
– Пошел отсюда, – Максим вернулся к себе за стол. Бандит со слезами и соплями поднялся с пола и побрел к дверям, персонал и посетители провожали его взглядами и перешептывались вслед. На Максима со всех сторон смотрели люди. «Пора заканчивать представление. А то как в цирке получается – весь вечер на арене». Максим достал деньги, поднял голову и увидел, что зареванная, но уже пришедшая в себя официантка торопится к нему через зал.