Не знаю, врёт она или говорит правду, но лучше мне от этого не становится.
- Прости меня, мам... Я так виновата...
Мне хотелось плакать во весь голос, завывая как одинокий волк. Но с другой стороны, я пока ещё даже не знаю точно что со мной. Мама гладила меня нежно по голове и молчала. Но в глазах ее было столько грусти, причина которой была я.
Я всегда заставляла ее волноваться, каждый новый раз пуще прежнего.
Никогда себе этого не прощу.
***
Прошло несколько часов когда к нам в палату зашёл врач. К тому времени я поняла, что не чувствую левую ногу, потому что никак не могла заставить ее пошевелиться. Руки и голова были целы.
- Ну, как себя чувствует наша птичка? - спросил он.
Я сразу подумал что чувство юмора у этого доктора полная задница, надеюсь что врач из него вышел получше. Дяденька лет 60-ти, с почти лысой головой. Седой, с толстыми очками, и небольшим животом. Запросто сошёл бы за клоуна, если надеть на него красный нос.
- Отлично, только кажется крылышки немного барахлят, - ответила я в тон ему.
- Вижу чувство юмора у вас падение не отбило, - одобрительно кивнул он. - Ну что же, теперь давайте серьёзно. Барышня, к сожалению вынужден сообщить, что вы сильно повредили позвоночник. Думаю вы это уже поняли, но спросить обязан, - он положил руку на мою правую ногу и спросил, - чувствуете?
- Да, - коротко ответила я.
- А здесь? - он потрепал колено и снова подтвердила. Затем он опустился к щиколотке и пальцам ног. - Отлично, а теперь давайте посмотрим другую ногу, - и он проделал тоже самое с левой ногой, но на ней я нигде не почувствовала его руки.
Он нахмурил брови, а я испугалась. Что это значит? Если одна нога не функционирует, я... Я теперь инвалид!?
- Скажите честно, доктор, сколько мне осталось? - я почему-то подумала, что это конец.
- Ну что вы, лапушка, - добродушно ответил доктор, - и не таких обратно в небо поднимали! Необходимо несколько операций, точнее скажу уже после мрт, но к сожалению, в России вам не помогут. Невооружённым глазом видно, что необходима помощь высококвалифицированных докторов. А это уже Германия, Израиль...
После слова "Германия" я уже не слышала о чем он дальше говорит. Это как если бы перед разъяреным быком помахали красной тряпкой.
- Нет! Никаких операций, никакой Германии! - слишком звонков произнесла я.
- Анаит, не спорь с врачом, - настойчиво попросила мама.
- Они ничего не умеют, мам. Они убьют и меня тоже. Я не хочу, не хочу...
У меня началась настоящая истерика. Я стала обвинять ни в чем неповинново доктора, кричала что все доктора убийцы, что они ничего не могут кроме как калечить и убивать людей. Не знаю как долго это бы длилось, если бы не укол который кое как сделала медсестра.
Я провалилась в сон ненавидя весь мир, проклиная белый свет и даже Господа Бога обвиняя в несправедливости.
***
Глава 6
Это состояние вынужденного сна в которое они меня насильно вгоняют, чтобы успокоить, казалось ещё сложнее реальности. Вместо того, чтобы дать мне высказаться, вдоволь оплакать угробленое своими же руками будущее, они колят мне успокоительное. В итоге я слышу, а иногда и вижу что происходит вокруг, но сил что либо изменить нет. Мне понадобилось четыре дня внутренней истерики, чтобы проснувшись в очередной раз от тяжелого сна первым делом произнести: "Я больше не буду плакать, - завидев беспокойство в глазах мамы, - пожалуйста, не позволяй им больше лишать меня рассудка".
Она согласилась. Все эти дни я так и не увидела отца, что не могло не беспокоить. Алан и Настя приходили, я слышала сквозь туман в голове их голоса. А так же бесчисленное количество родственников терроризировавших маму визитами и звонками. Знаю, они все обеспокоены, но иногда хотелось отнять у мамы телефон, послать всех к черту и выключить его на время. С другой стороны - они ведь проявляли заботу и свою причастность к моей беде. Мне приходилось по новой запихивать свои неблагодарные замашки в дальний угол своей души. Я люблю свою маму. Они тоже ее любят. Не меня. И не обо мне они все беспокоятся. Вот, что обидно. Хотя это естественно, после всего, что я натворила.
Утеряв возможность ходить я похоже стала развивать в себе совсем другое качество: я упивалась жалостью к самой себе.
***
На пятое утро в больнице меня уже ничего не могло убедить, я чувствовала, что с папой что-то случилось, о чем мама не хочет мне рассказывать. Дождавшись пока она сядет по ближе ко мне, чтобы видеть её лицо, я все же спросила:
- Мам, - она приостановила процесс расчесывания моих волос и ждала, глядя на меня, - скажи правду, где папа?
И снова эта грусть во взгляде, за какие то секунды мама переменилась в лице, но все же вынуждено выдохнула.
- Он здесь, в больнице. Лежит в кардиологии, - ответила она, - он очень плох, дочка. Известие о твоём падении подкосило нашего папу, милая. Но он выкорабкается, я в это верю.
- Почему? Что с ним случилось?
- Микро инсульт, к счастью в этот момент мы были на территории больницы и доктора подоспели вовремя. Нам повезло, что нет паралича.
- Я хочу его увидеть, - взмолилась я.
- К нему никого не пускают, даже меня. За все это время разрешили проведать его всего лишь раз. Доченька, за что ты так с нами? Разве мало мы пережили потерь? Ты нас так напугала...
Совесть опять проснулась и стала пожирать меня с новой силой. Моя любимая мама потеряв уже двоих детей, чуть было не лишилась и меня.
- Прости меня, мам...
В дверь постучали и в палату зашла Настя. Она несла с собой маленький букетик из пяти ярко красных тюльпанов и небольшой пакет с фруктами.