Однако и Чичерин был непреклонен, только когда речь шла о здоровье. А вообще-то он был покладистым парнем. Если вся компания улетала в горы, он просил взять его с собой. Затевались игры, он был неистощим в выдумках.
О Халиле с Элей и говорить нечего: все свое время они отдавали Валентину и, казалось, были готовы выполнить любой его каприз, а не только разумное желание.
И все-таки Селянину было не по себе. Предупредительность друзей иногда раздражала. Он не хотел, чтобы его опекали. Ему было привычней заботиться о других.
В один из вечеров собрались у Филиппа перед видеопанорамой - ждали, что выступит знаменитый оперный певец. Эля была восторженной поклонницей его таланта. А Халилу не нравился излишний рационализм певца.
- Очень много от ума, - утверждал он. - Совсем мало от эмоций, от души...
- Как ты можешь так несправедливо! - возражала Эля. Сейчас убедишься - он великий артист!
К сожалению, концерт по какой-то причине отменили. Все испытывали досаду. А на Валентина навалилась тоска. Филипп уселся перед каким-то, напоминающим орган, инструментом и заиграл. Нет, это был не орган. Казалось, звуки большого оркестра раздаются в комнате. Необыкновенность инструмента, прозрачная, как небо в час рассвета, мелодия...
Потом они пели. Сначала - Халил, Эля, Филипп. Песни были очень разные и о разном. О сине-зеленых волнах океана, которые не признают покоя, бьют и бьют в черную грудь скалы, уверенные: камень в конце концов будет подточен, сломлен их упорством. О планетолетчиках, попавших в беду на далеком застывшем Плутоне. Двое из них пожертвовали собой, чтобы третий смог вернуться на Землю...
Пели негромко, для себя, и еще, конечно, для Валентина. И его попросили что-нибудь спеть.
Он не смог отказаться. Запел одну из самых любимых,
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза...
Грустная и суровая песня. А он вспомнил, как брел по тундре в последние двое суток своей прежней жизни. И песню, которую повторял тогда, как заклинание, тоже вспомнил.
...Пусть гром гремит, пускай пожар кругом.
Мы беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба, борьба...
Он оборвал песню где-то посредине и, торопливо попрощавшись, спустился к себе.
Утром Филипп виновато признался:
- Вот вчера, когда ты убежал... Я подумал, что с тобой нельзя, как с другими... Такой характер деятельный, непоседливый... А я только о спокойствии...
- Тошно от твоего спокойствия! Удавиться можно от такого спокойствия!..
- Вот-вот... - с неожиданной радостью согласился Филипп. - Я советовался тут... Поругали меня: почему один решал. Правильно в песне... Ну, что жизнь - борьба... В общем, можете ехать, куда вздумается. Лишь бы на Земле, а не на Луне или еще дальше в космосе.
Валентин в первое мгновение даже не поверил, что понял правильно, хлопнул Филиппа по плечу:
- Спасибо! Ты отличный парень. И медицина ваша блеск да и только, если помогла тебе догадаться. Преотличная наука!
Получасом спустя собрались вчетвером. Халил бурно радовался:
- Замечательно, Филипп, ах, как замечательно! Мы всю землю оглядим, все покажем. Давно бы надо разрешить, дорогой.
В глазах Эли тоже была радость. Однако вела себя девушка намного сдержаннее. Видимо, поэтому Филипп обратился к ней.
- Знаешь, мне очень бы приятно - вместе с вами, а?
- Решающее слово не за мной. Но если обещаешь не "терроризировать своими требованиями, тогда мой голосишко "за"...
Филипп повернулся к Селянину, но тот ответил:
- Я, как Эля...
- А мое условие тебе известно, - сказала Эля. - Дай клятву...
- Но, Эля...
- Значит, не можешь дать?
- Эля!
- Даешь клятву?
- Ну ладно, ладно... Я буду делать лишь то, что позволишь ты...
- Увернулся, хитрец. Быть по сему... Я правильно сказала, капитан? Быть по сему?
- Куда отправимся? Валентин, твое слово, дорогой.
Селянин оглянулся на Элю.
- Нас давно ждет Ноэми, моя подруга, - сказала девушка. И я тоже прошу... Вы не пожалеете, если согласитесь. Можно полететь, можно - на "синей молнии".
- Я за полет, - ответил Селянин, - подземная дорога не позволяет видеть окрестностей.
- Заказать быстролетную машину?
- Заказывай, Халил.
- Если можно, отправимся чуть позже, часа через два, попросил Филипп, тоже обращаясь к Эле. - Мне надо уладить кое-какие дела в институте. Я постараюсь поскорее, но... В общем два часа надо...
- Дадим ему столько времени? Или отомстим за придирки? с шутливой угрозой спросила Эля.
- Я за то, чтобы отомстить, - поддержал ее Валентин. - И два часа - это немыслимо много. Я, пожалуй, согласился бы подождать, но лишь сто девятнадцать минут с шестьюдесятью секундами. Ни на мгновенье дольше!
Они были почти ровесниками и умели понимать друг друга.
Когда Филипп, а за ним и Эля ушли, Халил, гася улыбку, чуточку виновато спросил:
- Можно напомнить о твоем прошлом?.. Я не знал, а теперь знаю: ты любил девушку, очень похожую на Элю.
- Ну и что?
- Не смотри на меня так сердито, дорогой... Скажи, та девушка была еще лучше, чем Эля?.. Наверное, лучше. Иначе ты был бы повнимательнее к Эле. Ты всегда был бы внимательным, таким, как во время недавнего разговора... Пусть Эля тебе кажется хуже той девушки, но ты, дорогой, не успел еще узнать ее. Она очень замечательная, ах, какая замечательная! Мы два года назад познакомились, когда в лунном профилактории возле кратера Плиний отдыхали. Есть такой кратер на Луне. Возле равнины, которую в древности морем Ясности назвали. Вот там я и отдыхал, дорогой... А однажды вздумалось нам спуститься в кратер. Много нас было. Весело было. Прыгали с камня на камень, силой хвалились. Такие глыбищи выворачивали, которые на Земле не всякому роботу под силу... Шуток много, смеха много. А для меня едва бедой не кончилось. Потом нам сказали: сейсмический толчок был. Легонький - так нам сказали. А я чуть в пропасть из-за него не свалился. Камень подо мной закачался, и я стал падать. Конец бы мне, если бы не Эля. Раньше я не знал ее, только после этого случая и познакомился. Схватила меня, растянулась плашмя и держит... А я вниз головой вишу... Потом товарищи подоспели, помогли ей... Вот тогда я и узнал Элю. Друзьями стали, очень большими друзьями. Замечательная девушка, ах, какая замечательная! - повторил Халил с еще большим воодушевлением.