– Чем прославился опять Сергий Аникитович, что велено мне без промедления поговорить и стрельцов выделить, сколько надо для охраны?
– Дела серьезные Никита Васильевич, в моей мануфактуре стекло начали делать невиданное. Такого стекла пока нигде нет. Государь все его под себя берет. А чтобы урона для казны не было, охрана нужна. И главное в вотчине, в самой Москве у меня теперь ничего нет, все мастера там работают. И чтобы ни одна муха не пролетела. Если какие чужие люди появляться будут в железа их всех и на допрос. Я сам туда не поеду, а вот Борис Кошкаров с вами туда отправится. Ваша задача там будет, если, что, большое нападение отбить. А Кошкаров будет внутреннюю охрану ладить, чтобы ненадежных людишек к тайне не допускать. А то прознают, например, что в Заречье везут, к примеру песок или поташ, так состав и выведают.
А пока у меня одного такое стекло делается, за него купцы заморские еще драться будут.
– Да действительно умеешь ты удивлять зятек, теперь, небось, и сам неплохие деньги в карман положишь?
– Никита Васильевич, – улыбнулся я, – вроде как бы нехорошо в чужом кошеле деньгу считать?
– Да ладно, ладно, – засмущался старый воевода, – это я так, по-родственному. Рад я, что у Ирки муж добрый попался. А стрельцам, ежели туда идти жилье есть?
– Ну, пока нет, но и время пока не очень уж торопит. Вот, когда мы первый товар в казну сдадим, тогда шум и начнется. Так, что ты голова стрелецкий ты и думай, сколько стрельцов надо, что бы все в порядке было.
Озадаченный Никита Васильевич ушел, Я же отправился инспектировать начавшийся ремонт нежилых палат в Сретенском монастыре, где мне выделили место для лекарской школы. Митрополит, не мудрствую лукаво, решил, что лучший надзор за учебой будет при монахах, которые не дадут ученикам издеваться над трупами и заодно присмотрят за их приверженностью к православной вере. Мне собственно пока такое расположение было на руку. Не пойдут же москвичи громить монастырь, даже если пройдет слух что лекарские ученики трупы режут. Однако в моих мечтах, недалеко от Кремля стояла медицинская академия, в которой бы преподавали лучшие медики мира и выпускались такие же лучшие врачи. Но до этой мечты, было очень далеко, если она вообще, когда-нибудь сбудется.
Когда я, на коне и с охраной проезжал мимо торговых рядов, неожиданно унюхал знакомый запах, на меня пахнуло двадцать первым веком.
Соскочив с коня и бросив узду сопровождающим, я подошел к прилавку.
– Что продаем? – спросил я.
– Так вот боярин маслице земляное, – льстиво улыбнулся мужик с окладистой рыжей бородой.
– И хорошо идет твое масло? – спросил я
– Да берут люди потихоньку, глядишь через месяц и расторгуюсь.
– Так сколько масла такого у тебя?
– Дык три бочки еще полные боярин.
– Так, купец, давай закрывай свою торговлю, бери все масло и ко мне подворье вези.
Вот тебе сопровождающий, чтобы быстрей доехал, как хоть звать тебя купец?
– Митька Ерш, я батюшка боярин, так, что же ты сурьезно, все масло берешь?
– Беру, беру, давай собирайся! И дожидайся меня, разговор к тебе будет, может, к твоей выгоде большой понял?
Оставив одного человека из охраны поторапливать купца, я продолжил путь в монастырь, а мысленно я уже зажигал фитиль керосиновой лампы.
Ремонт шел ни шатко не валко, артель, привыкшая в размеренной работе, не могла поспеть за моими, желаниями. Хотя я уже три года был здесь, но все же темп жизни другого времени так и не смог уменьшить. Поэтому, когда я смотрел, как артельщики неторопливо работают, размеренно едят, хотелось взять кнут и слегка их приободрить.
А ведь у меня в усадьбе, пожалуй, почти все уже жили в том темпе, что и я, потому, как меня давно не раздражала медлительность дворни.
Мои требования, я думаю, тоже не особо радовали артельщиков, но хозяин-барин, так, что молчали в тряпочку и делали свое дело.
Когда я зашел в палаты артельщики конечно перекусывали. Увидев меня, они повскакивали на ноги, а старшина, сняв в шапку, с поклоном сообщил:
– Боярин мы туточки ужо закончили, сейчас, как поедим, с божьей помощью далее последуем.
– Ну и куда вы мать вашу последуете! – уже не сдерживаясь, закричал я, – сейчас вам б… горяченьких по спине насчитать, тогда последуете!
Лицо старшины расцвело:
– От, боярин вот это совсем ж другое дело, ясен перец, счас все будет сделано.
– А то мы все в непонятках, то ли боярин болен, то ли ему энто дело не особо и нужно. Ходить, ходить, ничего не говорит только зубцами поскрипывает. А мы то и не сообразим ничего. А уж ежели розог обещаешь, энто мы быстро сейчас возьмемся.
Эй, робяты, кончай лишку жрать, давай за дело!
А ты боярин расскажи ка еще разок, чегось тебе надобно сделать, а то мы еще пока не уразумели?
Нет, наш русский мужик- это что-то, уж, на что я считал, что умею сам прикинуться валенком, но эти просто были плоть от плоти народа и им даже нужды не было прикидываться, такими и были и поэтому с ними нужно было вести себя соответственно.
– Короче мужики, все, что нужно сделать, до вас доведено, сто раз повторять не буду. Лишку денег вам платить тоже никто не будет. А за каждый день сверх условленного ни кормежки, ни питья не будет, а розог вам изображу, сколько нужно.
Быть печальным зачинателем аккордно-премиального подряда, когда после успешного досрочного окончания строительства все построенное быстро разваливалось, мне быть совсем не хотелось.
– Все поняли?
– Все, как есть поняли боярин, – низко кланяясь, сообщил старшина, дожевывая кусок мяса.
Когда я прошел по будущим аудиториям, то немного успокоился, все-таки строители в это время были не халтурщики и работали на совесть. Да они наверно и не понимали, что можно так поступать. Это в мои незабвенные времена, ремонт квартиры нельзя было оставить без присмотра ни на минуту.
Узнав о моем приезде, ко мне поспешил архимандрит Кирилл, который сразу начал выспрашивать дворцовые новости, что сказал Иоанн Васильевич, а что ему сказал митрополит и все в том же духе. Очень любопытный был настоятель. Наверно поэтому мою школу Антоний и определил сюда.
Услышав отголоски моих бранных выражений, тут же начал укорять меня, что в стенах монастыря, надо свою плоть укрощать и не позволять охульных речей. Когда он сказал это слово меня, разобрал такой смех, что я несколько минут просто чихал, стараясь не рассмеяться. Архимандрит колотил меня по спине с укоризной:
– Вот видишь, господь все видит, сразу грешника наказал.
Но потом сменил гнев на милость и пригласил в свою скромную келью, где мы с ним долго беседовали, как будем вместе сосуществовать.
Настоятель был себе на уме и сразу стал выискивать в этом сосуществовании выгодные для себя моменты вроде бесплатного обучения его монахов, нет, боже упаси, речь не зашла о вскрытии трупов, а просто об общих оказаниях принципов медицинской помощи и лечения травами. Конечно на это приходилось соглашаться. После этого мы с ним сыграли партейку в шахматы, которую я позорно продул, и с унылым видом распрощался с, превосходством глядящим на меня, архимандритом, и отправился к себе, где меня наверно уже с полдня дожидался Митька Ерш.
Во дворе было безлюдно, все были при деле. Поэтому рыжая борода храпевшего на телеге купца сразу привлекала к себе внимание. Увидев, что я вернулся, из дома медленно спустился ключник. Он последнее время слегка растолстел и заважничал, конечно, сейчас он не при каком то там неизвестном бояришке, а ключник у думного боярина, лекаря царя, и к тому же еще и богатого, а в перспективе могущего стать еще богаче.
Федька демонстративно прогуливался около бочек с нефтью, как бы намекая, не хочешь ли хозяин объяснить, на какой хрен тебе понадобилось это земляное масло?
Но теперь он уже, как раньше не выступал, потому, что мои действия в основном положительно сказывались на благосостоянии моем, а значит и всех присутствующих.
– Федька! – крикнул я, – хватит у бочек болтаться, иди ко мне.