Ему даже пришлось свести расставленные колени.
— Погоняй, каналья! — тут же гаркнул генерал на кучера и ткнул его кулаком в спину.
Парень в красной рубахе дернулся, испугано посмотрел через плечо на хозяина и свирепо щелкнул кнутом над крупами лошадей.
Все выпустили пар и успокоились. Экипаж тронулся с места. Жил Присыпко в двух минутах езды от Коромкина в большом двухэтажном доме. Сооружение было вполне генеральское, с пилястрами, портиком и прочими атрибутами классицизма. Единственное, что его портило, — это кое-где осыпавшаяся штукатурка, под которой были видны обитые дранью бревна. Одна ко эти огрехи я заметил позже, а пока мы въехали в широко открытые ворота и остановились у высокого каменного крыльца.
Кучер кубарем скатился с облучка и кинулся помогать хозяину спуститься с коляски. Я сошел сам на другую ее сторону.
— Прошу-с, — сказал князь и уступил мне дорогу. Я поднялся на роскошное крыльцо и, не задерживаясь, вошел через распахнувшиеся двери в дом. Генерал, пыхтя, следовал за мной.
В просторных сенях он обогнал меня и бросился вперед, указывая дорогу. Судя по всему, когда он хотел, то мог быть любезным.
Мы вошли в высокую двухсветную залу с вощеным паркетным полом. На стенах висели довольно недурные итальянские пейзажи, а под потолком — огромная хрустальная люстра. Стены были декорированы шелковыми обоями, лепнина сияла свежим покрытием. Похоже было на то, что хозяин действительно не нуждается в средствах.
Из залы мы прошли в гостиную с витиеватыми, вычурными «мебелями», обитыми золотистым атласом. Обстановка была новой и, несомненно, привезена из Европы.
— Не изволите ли присесть, — предложил хозяин светским голосом.
Я изволил и сел на красивое канапе.
— Моя супруга… Анна Сергеевна… — генерал тяжело вздохнул и откашлялся. — Она… да вот сами изволите слышать…
Действительно, из глубины дома слышались какие-то странные крики, перемежающиеся смехом. Потом послышались истерические рыдания.
— Это плачет ваша жена? — уточнил я.
— Точно так-с.
— Проводите.
Генерал торопливо пересек гостиную и повел меня в глубь дома.
Чем ближе мы подходили, тем явственнее было слышно, что у генеральши сильнейшая истерика. У двери, за которой все и происходило, генерал остановился, постоял несколько секунд, переминаясь с ноги на нory, перекрестился и робко вошел в комнату. Я последовал за ним. Мы попали в спальню, выполненную в розовых тонах.
По огромной резного дерева кровати с альковом из розового тюля каталась молодая женщина. Две девушки в ярких сарафанах стояли у стен с испуганными лицами.
— Душенька, — осипшим, подхалимским голосом сказал князь, — я привез к тебе доктора.
— Вон! — визгливым голосом закричала «душенька» и спряталась в подушки, откуда послышались приглушенные рыдания и угрозы убить «проклятого Винера».
Относительно моего конкурента Винера я был с ней полностью согласен. Генерал начал трусливо оглядываться, по-моему, мечтая только об одном: оказаться где-нибудь подальше.
— Душенька, — опять заюлил он, — послушай меня…
Княгиня пронзительно завизжала на одной ноте и села в кровати. Я стоял прямо перед ней в своем парчовом наряде и турецкой феске. От удивления женщина сбилась с крика и задала мужу вопрос:
— А где Винер?
— Нет Винера, — поспешил успокоить ее муж, — я пригласил тебе другого доктора из Петербурга.
Насчет Петербурга князь хватил лишку, но я не стал его поправлять, с любопытством разглядывая зареванное существо. Наши взоры встретились, в глазах молодой особы мелькнула паника, и она опять зарыдала, упав лицом в подушки.
— Не хочу, не хочу, не хочу, — кричала она сквозь слезы.
Мне впервые в жизни приходилось наблюдать настоящую истерику. Даже драгоценная мамочка Лады не позволяла себе такого взрыва чувств. Судя по разнице в возрасте супругов и манерам мужа, третьим в их альянсе был дедушка Зигмунд Фрейд.
— Вам придется оставить нас одних, и прошу без моего разрешения сюда не входить, — сухо распорядился я.
Генерал закивал и попятился из комнаты, с облегчением оставляя любимую супругу. За ним выскочили служанки. Я прошелся по комнате, разглядывая будущую «антикварную» обстановку, пока она еще не постарела на двести лет. Очень интересен был туалетный столик. Такого витиеватого барокко (или рококо?) мне не доводилось видеть даже в музеях. Столик оказался заставлен скляночками и флакончиками экзотичной формы. Я открыл один из них и понюхал посредственные духи. Видимо, революция во Франции ударила не только по своей аристократии…
Между тем рыдания не прекращались, но становились менее выразительными.
Я еще подождал, не приставая к генеральше с уговорами успокоиться, и они перешли во всхлипывания. Юная дама лежала ничком, уткнувшись лицом в подушки. Она была в неглиже, то бишь одета в одно белье: длинные шелковые панталончики, отделанные кружевами, и кружевную короткую рубашку из тонкого непрозрачного полотна, так что голыми оставались только руки и пятки. У княгини были русые растрепанные волосы и очень симпатичная фигурка с пухлой попкой.
Когда наконец прекратились всхлипывания, я поинтересовался:
— Хотите воды?
— А вы, правда, приехали из Петербурга? — спросила она и повернулась на спину
— Скорее, из Москвы.
— У нас здесь такая скука, — жалобно сказала княгиня и снова собралась заплакать.
У нее было миловидное простенькое личико с пухлыми губами и голубенькими глазками. Княгиню не портил даже зареванный фейс.
— Знаете что, — предложил я, с театральным восхищением глядя на нее, — давайте умоемся, приведем себя в порядок, а потом поболтаем, а то распухший носик нам не идет.
— Так вы, что, лечить меня не будете? — поинтересовалась княгиня, раздумав плакать.
— Если вы захотите, то я вас с удовольствием осмотрю и обследую, — сказал я весьма игривым, многообещающим тоном и выразительно на нее посмотрел.
Княгиня хихикнула и кокетливо посмотрела на меня. Я позвал ее камеристок и велел помочь барыне умыться. Пока генеральшу приводили в порядок, я присоединился к ожидающему за порогом мужу.
— Ну, что, доктор? — с тревогой спросил генерал,
— Еще не знаю, требуется тщательный осмотр. Надеюсь, что смогу помочь.
— Ох, дай-то Бог. Я уже не знаю, что делать. С ней почти каждый день такие припадки.
— После осмотра мы все обсудим, — бодрым тоном пообещал я.
Мы довольно долго проговорили с князем, пока дворовые девушки возились с хозяйкой, пожелавшей предстать передо мной во всем своем блеске.
Бедный старый муж, без памяти влюбленный в юную жену, не знал, что ему делать с ее расстроенными нервами. Ему не нравилось жить в столице, а жена совершенно не выносила провинциальной жизни. Редкие истерики, которые она закатывала в Петербурге, стали регулярными и многочасовыми, как только они приехали в Троицк. Обстоятельства не позволяли генералу вернуться в столицу (я заподозрил, что немилость императора), и жизнь для него превратилась в сущий ад.
Наконец камеристки довели госпожу до соответствующей кондиции, и я вернулся в спальню. Умытая, причесанная и заинтригованная княгиня ждала меня, лежа в эффектной позе, слегка прикрыв ноги покрывалом. Мне показалось, что она изображает Венеру, рожденную из пены.
— Ну, что же, приступим, — сказал я, садясь рядом с ней на постель. — Позвольте ручку, сударыня.
Она томно улыбнулась и поднесла руку к моим губам. Я поцеловал ее, и заодно прослушал пульс. С сердцем у княгини было все в порядке.
— Извольте снять рубашку, — попросил я.
— Доктор, это моветон, — игриво сказала юная дама, отталкивая мою руку. — Мне конфузно…
— Ну, что же, если это вас смущает, разденьтесь под покрывалом, — предложил я.
— А если войдет муж? — предусмотрительно спросила генеральша.
— Я же ваш врач, — успокоил я скромницу, — притом вас не будет видно.
Идея княгине понравилась, и она, забыв попросить меня отвернуться, быстро сняла с себя не только рубашку, но и панталоны. После чего, не забывая принимать грациозные позы, укрылась легким шелковым покрывалом.