— А когда готовы будут?
— Чего готовы-то?
— Сапоги.
— А… так, ден через десять примерка будет, а там как Бог даст.
— Чего же так долго?
— Пока приклад куплю, опять же подметку всяку не поставишь, потом то, да сё, нет, раньше никак нельзя.
— Вот что, дядя, если сегодня к вечеру не управишься, — можешь и не начинать.
— Не, сегодня не успею.
— Тогда как знаешь.
— Ежели только к вечеру, вот к вечеру-то управлюсь. Это точно, управлюсь.
С тем мы и расстались. Аля между тем, забыв об учебе, разбиралась со своими сокровищами. Я прервал это приятное занятие и проэкзаменовал ее по вчерашнему заданию. Буквы она запомнила достаточно твердо и почти не путалась.
Пришлось пойти дальше в изучении алфавита и объяснить еще насколько букв.
К сожалению, вскоре нас прервал вездесущий мальчишка, объявив, что ко мне приехала барыня.
Я поцеловал Алю, велел совершенствоваться в науке и пошел смотреть, кого принесла нелегкая. Как я и предполагал, это оказалась княгиня Анна Сергеевна. Она была одета в русский наряд с кружевным кокошником, очень шедшим ее простенькому, милому личику. Немой, которого я безо всякой фантазии уже прозвал Герасимом, горделиво сидел на высоком облучке в новой красной рубахе, синих штанах и лихо заломленной шапке. Его отмыли, подстригли «скобкой», и выглядел он форменным женихом.
После бессонной ночи и кровавых приключений, единственно чего мне не хватало для полного счастья, это скучающей генеральши с ее сексуальными проблемами. Однако отказать ей в помощи у меня не хватило духа. Слишком важна для нее была предстоящая «прогулка».
Я подошел к коляске и поздоровался с прелестной больной. К сожалению, сегодня она была во всеоружии женских чар и выглядела разрисованной куклой.
Лицо ее было неестественно выбелено, а-ля бедная Лиза, брови густо подведены сурьмой. Симпатично смотрелись только пуделиные локоны.
— А я вас уже заждалось, мон шер, — кокетливо попеняла Анна Сергеевна.
Я только улыбнулся и развел руками. Приехала генеральша на вчерашней пароконной коляске. Никаких приспособлений для предстоящего «пикника» я не увидел.
— Анна Сергеевна, а если вам захочется отдохнуть на травке, у вас есть на что прилечь?
Она удивленно посмотрела на меня, догадалась, что я имею в виду, и смутилась.
— Я как-то не подумала. Действительно, вдруг отдохнуть…
— Сейчас что-нибудь подыщем, — пообещал я и вернулся в усадьбу. По пути в дом я ненароком покосился на окна гостиной, там маячили три женских силуэта: хозяйки, Али и Дуни. Однако когда я вошел в комнату, она оказалась пуста. Я разыскал хозяйку, и она принесла по моей просьбе кусок толстого войлока и отрез беленой холстины. Пока все это укладывали в коляску, я зашел проститься с Алей.
Она сидела за учебной доской и еле взглянула на меня. Я поцеловал ее за ухом и постарался развеселить.
— Вот и езжай со своей барыней, — сказала девушка ледяным тоном и повела плечиком.
— Я-то уеду, а ты тем временем с Семеном слюбишься, — грустно посетовал я.
— Да ты как такое мог подумать! — возмущенно закричала Алевтина.
— А как ты про меня подумала? — поинтересовался я нарочито обиженным голосом.
Аля нахмурилась, затем прыснула и махнула рукой.
— Ладно, езжай, только быстрей возвращайся.
Я наскоро поцеловал ее и заспешил к нетерпеливой пациентке.
Мы умостились в коляске, и Герасим пустил лошадей легкой рысью.
— Вы знаете, как проехать к реке? — спросил я княгиню.
— Это где-то там, — мазнув рукой по горизонту, ответила она.
«Куда-то туда» ехать не стоило, и я тронул кучера за пояс. Он обернулся, и я сделал ему знак остановиться. Герасим натянул вожжи и повернулся ко мне в ожидании приказаний. Как с ним объясняться знаками, я не знал. В наше время глухонемых учат читать по губам, но тут… Я начал медленно говорить, отчетливо артикулируя и помогая себе знаками:
— Ты меня понимаешь?
Глухонемой неуверенно кивнул.
— Река. Понятно? — Он не понял. — Река, — повторил я, и жестами изобразил плаванье.
Теперь Герасим понял и, развернувшись, мы поехали в обратную сторону.
Вскоре, миновав городскую околицу, мы выехали в поле и по мягкой пыльной дороге, докатили до берега. Речка была, судя по ширине, та же самая, что протекала мимо Захаркина.
Люди нам не встречались, но я решил не рисковать и подыскивал укромное место подальше от города и с хорошим обзором окрестностей.
Анна Сергеевна заметно волновалась и с вожделением поглядывала на обтянутый тонкими штанами крепкий зад кучера.
Наконец подходящее место отыскалось, и мы остановились. Герасим разнуздал лошадей и пустил их пастись. Я отнес в кусты кошму и холст и соорудил невидимое со стороны дороги гнездышко. Княгиня безучастно сидела в коляске, жалобно поглядывая на меня.
— Может быть, не нужно? — спросила она с дрожью в голосе. — Может быть, в другой раз…
«Ага, — подумал я, — только мне и радости выяснять с Алей из-за тебя отношения…» Но вслух сказал:
— Вы пока идите, раздевайтесь, а там как получится…
Анна Сергеевна с подчеркнутой неохотой подчинилась моему «жестокому» распоряжению и принялась снимать свободную, лишенную излишне сложных деталей национальную одежду. Если бы не бурная предыдущая ночь, я с удовольствием полюбовался бы этим нежданным стриптизом, но в этот момент княгиня со своими прелестями меня ничуть не волновала.
Герасим, на чьих глазах происходило все это действо, оторопело смотрел на голую красавицу. Его тонкие штаны начали красноречиво вздуваться. Он попытался отвернуться, но не смог и, прикрыв руками срам, хотел убежать, но я его не отпустил.
Показав на него и на княгиню, я сделал понятный всем и каждому интернациональный жест. Немой с ужасом смотрел на меня и не шевелился. Тогда я велел ему раздеться. Привыкнув повиноваться господам, он послушно скинул с себя платье. На это стоило посмотреть. Я, как и вчера, когда первый раз увидал его голым, испугался за княгинино здоровье.
— Может, действительно не стоит? — крикнул я Анне Сергеевне. — Велеть ему одеться?
— Нет, что ж… ладно, пусть идет, — с отчаяньем крикнула бедная, изголодавшаяся по любви женщина. — Только чтобы он не так сразу.
Как мне было это объяснить немому, я не знал. Он между тем весь трясся от возбуждения, не понимая, что здесь происходит. Пришлось импровизировать. Я велел ему сесть на траву и изобразил пантомиму с элементами техники секса.
Герасим оказался смышленым парнем и науку схватывал на лету.
Он уже немного успокоился, и рабский страх оставил его. Он начинал понимать, что все это всерьез и, по-моему, не очень вдумывался в резоны наших поступков. Впрочем, будь я на его месте, мне тоже было бы не до философии с психологией.
В самом конце моего театрализованного урока я показал ему на солнце и объяснил, какое расстояние светило должно пройти по небу, прежде чем ему можно будет делать с хозяйкой все, чего ему захочется. Окончив спектакль, я обнаружил, что у меня не один, а сразу два ученика. Княгиня, не вынеся неизвестности, явилась узнать причину нашей задержки. Анну Сергеевну, как она потом созналась, весьма тронуло мое мимическое описание ее тайных прелестей и предупреждение бережно и нежно с ней обращаться.
Амореты были теперь рядышком и с таким вожделением друг на друга смотрели, что я почувствовал себя лишним и оставил их на волю судьбы и природы.
— Ну, с Богом, — напутствовал я любовников и с чувством выполненного долга отправился в тень, досыпать.
Проспав часа два, я проснулся от припекавшего солнца. Из кустов слышалось мычание и женские стоны. Я выкупался и пробежался по окрестностям, чтобы согреться. Когда бегать надоело, я вернулся к коляске. Из кустов доносилось мычание и женские стоны. Я влез в экипаж и, устроившись на подушках, опять задремал. Проснулся я оттого, что у меня затекла нога. Из кустов раздавалось мычание и женские стоны. Мне стало интересно, что этот паршивец Герасим делает с бедной генеральшей. Однако я так удачно выбрал им место для уединения, что ничего не смог разглядеть.