— Я пришел к выводу, — начал Брагин, уже волнуясь, — что наше сидение в Дятлове переходит в преступление. Во всяком случае это верно по отношению к нам, военным окруженцам.
Громову нравился политрук. А тот, еще более волнуясь, спросил:
— Можете ли вы принять нашу группу к себе в отряд? За этим я и пришел к вам.
Громов ответил не сразу. Он подошел к столу, спичкой убрал нагар с коптилки, посмотрел на пузырек, много ли там керосина При близившись к Брагину, дружески положил ему руку на плечо и сказал:
— Очень хорошо было бы принять такую группу в отряд. Опытные воины, вооружены. Чего лучше? Но уходить вам от Гришина я не советую. Иначе отряд этот неизбежно распадется. А ведь война только начинается! Уже и теперь партизанское движение принимает огромный размах, но все же это только начало. Поэтому самый факт ликвидации хоть одного отряда немыслим. Так что надо укреплять отряд, делать его боевой единицей.
— Но Гришин…
— Надо с ним повозиться. Ведь вы сами говорите, что он честный человек, не трус.
Брагин задумался. Взглянув на него, Громов сказал:
— Между прочим, в Брянском лесу уже есть головной штаб. Он подчиняет все отряды. Я буду на днях там, поговорю.
Брагин уже прощался с Громовым, когда возвратились Тарас и Катя. Девушка по-прежнему стеснялась Громова, и тот начал шутить с ней, приглашал к себе в отряд.
В сенях послышались шаги. Догадавшись, что пришла мать, Тарас сказал:
— Сейчас будем ужинать, товарищ командир.
— Нет, его ждет папа ужинать, — сказала Катя и обернулась к Громову. — Хотите, я провожу вас?
Она с тревогой глядела на Громова, ожидая, что он ответит.
— Хорошо, Катя, — сказал он, улыбаясь. — Тарас поужинает с Лукояном, а я пойду к вам. Только провожать меня не нужно.
Катя бросила на смущенного Тараса торжествующий взгляд.
Ночью опять подморозило. Утром Громов распрощался с командиром дятловского отряда и вместе с товарищами отправился к себе. За околицей у пулеметов по-прежнему сидел Степка Крысин. Он еще не успел смениться. Увидев Громова с Лукояном, Степка озорно крикнул:
— Кто идет?
Лукоян замедлил шаг и тихо, чтобы не слышал командир, сказал начальнику поста:
— Глуп ты, братец, свыше всякой нормы.
Степка скорчил ему на прощанье рожу.
Подснежники не пахнут. И, несмотря на это, кто бы ни зашел в землянку, где жил Тарас, каждый тянулся к букету, стоявшему на столе в гильзе из-под артиллерийского снаряда. Уж очень необычно было видеть в прокопченной землянке первые цветы весны.
Постепенно все оживало. Снег растаял, и только в лесных оврагах лежал он, мокрый, серый, покрытый еловыми иголками. А по лесу нельзя было шагнуть — грязь непролазная. Но время брало свое. Лес пробуждался к жизни страстной ликующей песней птиц. Тысячи голосов сливались в сплошной звон, и лишь охотники на зорях без труда выделяли из этого звона хрипловатый голос вальдшнепа, низко тянувшего над лесом в поисках подруги…
Но и теперь, в дни бездорожья, партизаны не сидели сложа руки. Отряд «За Россию» готовился к новым предстоящим боям. Разведчики, подрывники, с трудом выбираясь из леса, несли мины к железным дорогам, вражеским складам, подползали к неприятельским штабам.
Однажды часов в десять утра, когда партизаны, разложив костры, сидели у землянок, в лагере появилась Катя. Поодаль от лагеря она бросила взмыленную лошадь и торопливо, почти бегом направилась к часовому.
— Лошадь совсем выбилась из сил, — с досадой сказала она. — Вязнет, останавливается.
Катя спросила, где командир, и прошла к нему в землянку. На пороге у открытой двери сидел разутый комиссар Кошелев и читал книжку. Увидев Катю, он быстро натянул сапоги, поднялся и позвал из землянки Громова.
Катя сообщила, что сегодня на рассвете на Дятлово напал крупный карательный отряд и что там сейчас идет бой. Громов, объявив тревогу, спросил:
— Отец прислал?
— Нет, я сама, — сказала девушка. — Он даже на Брагина накричал, когда тот предложил сообщить вам о нападении.
— Ничего не брать с собой, кроме оружия! — крикнул Громов бойцам.
Через пять минут отряд выступил ив лагеря. Люди были налегке, некоторые даже без головных уборов. Отряд шел форсированным маршем.
— Отставших не ждать, пусть идут по следу!
Эта фраза, не без умысла брошенная комиссаром Кошелевым, словно подстегнула бойцов. Никто не хотел угодить в положение отставшего.
Бросив в лагере лошадь, Катя тоже шагала вместе с отрядом, Рядом с ней шел Тарас, взял у нее карабин и повесил себе на плечо.
Партизаны двигались прямиком и часам к четырем вышли к опушке леса как раз против Дятлова. Была сделана трехминутная передышка, чтобы разобраться в обстановке. Бой шел уже на противоположной окраине поселка.
Каратели обошли Дятлово и ворвались в поселок со стороны леса, чтобы отрезать партизанам путь к отступлению, и теперь теснили дятловцев к чистому полю.
— Мы у них в тылу. Прямо и насядем с этой стороны.
— А не лучше ли нам сделать иначе, — сказал Кошелев. — В трех километрах река Десна, справа — открытый путь к поселку Навля. Оттуда и пришли каратели. Не выдержав нашего удара, они удерут.
Громов понимающе улыбнулся.
Комиссар продолжал:
— Я с первым взводом выйду из леса раньше и вправо, чтобы отрезать им путь.
Отряд бросился к поселку. Вначале бежали молча, но, когда засвистели первые пули врага, раздался голос Громова:
— Вперед, ур-ра-а!
Немцы дрогнули, и дятловцы бросились через свои баррикады в атаку. Громов увидел в их первых рядах крупную фигуру в черной гимнастерке, бегущую с винтовкой наперевес. Это был Гришин. Приостановившись, он бросил гранату, рванулся вперед, и Громов потерял его из виду.
…Около кровати, где лежал раненый Гришин, сидели Громов, Кошелев и политрук Брагин. В комнате — полный беспорядок. Две рамы вышиблены. На полу — разбитые стекла, сломанные герани. Фашисты успели побывать в доме…
Разговор, естественно, шел о прошедшем бое. Кошелев рассказывал:
— Сначала я тоже думал врукопашную со своим взводом. А потом, как хлынули, сомнут, думаю, взвод. Приказал залечь и бить с фланга. Удачно. Ну, а вы как?
— Ребро задела пуля, — сказал Гришин. — Да ведь как обожгла, проклятая!
— Ничего, заживет, — успокоил его Кошелев.
— Дочка, — сказал Гришин. — Ты выйди, пожалуйста. Нам поговорить тут надо по своим делам.
Катя вышла.
— Вот спор-то наш и решился, Василий Гордеевич, — неожиданно начал Гришин. — Даже благодарить тебя стыдно… Ведь если бы не ваш отряд, погибли бы наши дятловцы. Век живи — век учись.
— Да ведь всякое бывает, — сказал Громов. — Поговорим после об этом.
— Тут и рассуждать нечего, — возразил Гришин. — Дураком оказал я себя и чуть отряд не загубил.
— Ты отдыхай, а мы пойдем, — сказал Громов, пожимая Гришину руку. — Поговорить еще будет время.
Командиры распрощались до утра. Громов и Кошелев решили переночевать в Дятлове, чтобы дать отряду отдых.
На ступеньке крыльца сидела Катя. Она плакала.
— Не волнуйся, скоро поправится твой отец, — сказал ей Громов.
Посреди улицы маячила огромная фигура Лукояна. Громов знал, что три дня назад Лукоян ушел в разведку.
— Ты как очутился здесь?
— Еще в полдень услышал бой, — сказал подошедший Лукоян, — но лед ночью прошел, а я остался на том берегу. Мученье! Верст пять пробирался вверх кустарником, нашел худой дощаник и переправился. Да вот опоздал…
Он стоял огорченный и виноватый, этот богатырь, не привыкший опаздывать к бою. Смущенно улыбнувшись, Лукоян сказал:
— А Десна-то, Василий Гордеич, как разлилась! Далеко пошла за межень. Вот теперь у нас дела пойдут по-боевому.