В последние дни Громов побывал в трех соседних отрядах, расположенных в разных кварталах леса. Он встречался с командирами, обсуждал с ними тактику дальнейшей борьбы, договаривался о совместных операциях.
Решил побывать и в Дятлове, познакомиться с Гришиным. Тарас, которого вместе с Лукояном пригласил с собой командир, отговаривал его.
— Расстрелять надо бы Гришина-то, вот и все с ним знакомство, — категорически советовал Тарас.
— Замолчи, — в раздражении оборвал его Громов.
Но Тарас не смутился. Он напомнил командиру, что, если бы Гришин дал тогда пулеметы, их отряд не потерял бы в Козыревке столько людей. Громов промолчал.
…Втроем они вышли рано, до рассвета. В лесу еще лежал хоть и сырой, но глубокий снег. Однако выдался крепкий утренник, и по насту шагать было легко. Твердый снег звучно похрустывал под ногами. К рассвету вышли на широкую просеку. Вразвалку шагавший впереди Лукоян остановился около молодой елки и, улыбаясь, показал на снег. Вокруг дерева валялось много маленьких зеленых веток, словно их кто-то настриг ножницами и разбросал.
— Что это означает? — спросил Громов.
— Есть такой зверек, соня, — шепотом пояснил Лукоян, — значит, она уже проснулась от спячки и жирует. Теперь шабаш, холодам конец.
Лукоян долго вглядывался в густую зелень хвои, чтобы показать соню командиру. Да разве ее найдешь? Прижалась где-нибудь к стволу и наблюдает острыми глазами, готовая в любую секунду прыгнуть на другое дерево.
Когда вышли из леса, лицо Лукояна опять расплылось в улыбке. Он первый услышал бормотание тетерева и вскоре увидел его сидящим на голой березе.
— Вон где токует косач! — протянул Лукоян рук у в сторону березы и снова повторил: —Шабаш холодам!
К полудню в долине показался поселок Дятлово. К этому Бремени дорога уже раскисла от солнцепека, снег разжижился и хлюпал под ногами. На обочинах синели зажоры. Увидев поселок, путники сразу почувствовали усталость. До первых домов оставалось всего несколько шагов, как вдруг раздался окрик:
— Стой!
Партизаны остановились и только теперь увидели у крайних домов по обеим сторонам улицы людей, стоящих около пулемета.
— Кто такие, зачем идете? — послышался вопрос, и Тарас узнал говорившего.
— Степка, брось дурить! — крикнул он.
Но Степка лег за пулемет, угрожающе повел стволом и крикнул:
— Ложись, стрелять буду!
Громов и его товарищи остановились, с недоумением и тревогой переглянулись. Уж не полицейские ли здесь засели вместо гришинского отряда? Лукоян, заслонив собой Громова, спросил у Тараса, хорошо ли он узнал человека, которого окликнул. Тарас ответил утвердительно. Еще бы не узнать ему Степку Крысина! Тогда Лукоян снял с плеча винтовку, передал ее Тарасу и быстро пошел на пулемет, разведя в стороны руки и показывая тем самым, что он безоружен. От избы еще раз крикнули: «Ложись!»
— Зачем ложиться, еловая голова? Десять человек троих перепугались! Кто тут у вас старшой?
Смущенный решительным напором Лукояна, Степан поднялся от пулемета. Он демонстративно положил руку на пистолет, висевший на правом бедре, и, важно выпятив нижнюю губу, ответил:
— Я начальник поста!
— А для чего же ты в штаны мараешь, коли начальник? — деловито осведомился Лукоян, не обращая внимания на воинственную позу Степки. — Нешто не видишь, что мы и оружия с плеч не снимаем? И хотя бы и немцы шли, чего вам троих бояться?
Другие партизаны, разумеется, сочувственно отнеслись к словам Лукояна. Они кликнули и командира с Тарасом, в штаб послали за Гришиным.
Гришин пришел в длинной черной гимнастерке, с расстегнутым воротником и в кожаной фуражке, сдвинутой на правое ухо. Хромовые сапоги щеголевато блестели, тщательно выбритое полное лицо сияло улыбкой.
— А я ведь вас знаю, товарищ Громов, — заговорил он, здороваясь и улыбаясь. — Незадолго до войны вы приехали к нам в район прокурором. На партийном активе, помню, выступали.
«Значит, коммунист он, если присутствовал на партийном собрании», — подумал Громов. Гришин тут же пригласил гостя к себе, не обратив внимания на его спутников.
Тарас приблизился к командиру и, словно не замечая Гришина, сказал Громову, что он с Лукояном пойдет домой, к своей матери.
— Потом я приду за вами, Василий Гордеевич, ночевать у нас будем, — сказал Тарас, бросив пренебрежительный взгляд на Гришина.
— Хорошо, Тарас.
Лукоян едва поспевал за своим другом, который, свернув в переулок, все усиливал шаг. Вдруг ив окон одного дома послышалась песня. «Скакал казак через долину», — вразнобой тянули пьяные голоса, стараясь перекричать друг друга.
— Погуливают дятловцы, — сказал Тарас, — защитнички бражничают. Паразиты!
— Да, кому, видно, война, а кому масленица, — заметил Лукоян. замедляя шаг. — И девки там есть. Слышишь, смеются?
Не глядя на окна, Тарас выругался и быстрее зашагал домой. Он торопился увидеть мать.
— Только и умеют, гады, самогонку пить.
Гришин привел Громова к себе домой. Он был приветлив, все время улыбался, излишне суетился.
— Ну, вот мы и дома. Давай, Маша, собирай на стол, угощай, — командовал он жене, без всякой цели передвигал с места на место стулья.
В доме было чисто. На широкой кровати, стоявшей вдоль стены, пестрело лоскутное одеяло, дыбилось с полдюжины подушек в розовых наволочках. На окне стояли два горшка с цветущими геранями, а между ними красовался букет из выкрашенных в малиновым цвет стружек. Он стоял в каком-то старом медном канделябре с рельефным изображением амура. Все убранство дома говорила о маленьком благополучии…
Громов, показав на узкий ковер, висевший над кроватью, пошутил:
— Не боишься, что немцы сопрут? Они большие охотники до таких вещиц.
— Мы их так проучили, что и глаз не кажут к нам, — ответил Гришин, наливая в граненые стаканы мутный самогон. — Пять человек тогда убили у них.
— А вообще-то как боевые дела идут? — между прочим спросил Громов.
— Да как сказать, — стараясь быть безразличным, ответил Гришин. — Вот недавно три разведчика подбирались, так мои ребята одного кокнули. И сейчас вон в сарае мундир его лежит. А больше пока не приходили к нам оккупанты. Боятся, видно.
— Ну, а сами вы ходили куда-нибудь на операции?
— Я, видите ли, придерживаюсь другой тактики, — сказал Гришин. — Бить оккупантов, когда они сунут свое рыло к нам. — Подумав, он значительно добавил: — И если бы в каждом колхозе был такой отряд, как, скажем, у нас, фашистам давно бы пришел конец.
При этих словах Гришин даже поднялся с места. А Громов молча опустил голову, барабаня пальцами по столу. Чтобы заполнить паузу, Гришин взялся за бутылку, собираясь налить еще по одной, но Громов накрыл стакан ладонью: хватит.