Оставь их здесь, сказал я себе. Доверься этому парню. Немецкие солдаты гордятся своим чувством чести. Однако мама умоляла меня всегда держать эти вещи при себе, поэтому я положил их в портфель, а в чемодане оставил только маленький молитвенник, которого, впрочем, уже было достаточно, если бы Хайнц его нашел.
Казалось, день никогда не кончится. Мне было не по себе. Приедет ли этот Беккер? Прекратится ли когда-нибудь дождь и будет ли река достаточно спокойна для перехода ее вброд? Я проверил содержимое своего портфеля, затем еще раз. Я два раза внимательно прочитал инструкции тети Мины, потом уничтожил их, как мне велели. Вдруг я вспомнил: необходимо принести деньги для Беккера, пятьдесят марок в монетах. Указание насчет монет было особенно важным, так как бумажные деньги при пересечении реки могут размокнуть и пропасть. Я должен был заплатить после того, как перейду реку и окажусь в безопасности.
Но я забыл приобрести монеты, а теперь было поздно. Все банки были уже закрыты. Да… очень плохо. Когда я ему заплачу, он будет недоволен, но это не страшно. Кроме того, я спрячу деньги в карман жилетки, и, находясь так высоко, они наверняка останутся сухими.
— Береги себя, — сказал мне Хайнц на прощание. Он взял мой чемодан, и я ушел.
В темноте я увидел Беккера, ждущего меня на другой стороне улицы. Дождь наконец прекратился. У Беккера был автомобиль пежо без заднего сидения. Он специально снял сидение, чтобы я смог лежать там по дороге в город Люксембург, когда река останется позади.
— Твоя тетя Мина ждет тебя на той стороне реки, — сказал он.
Эти простые слова успокоили меня, когда мы ехали по улицам Трира.
— Ты плавать умеешь? — спросил он меня.
— Да, — ответил я. — Нужно будет плыть?
Стояла холодная ночь, какие бывают в конце октября. Я был тепло одет.
— Возможно, нет, но может быть и да, — сказал он.
Он был веселым и носил кепку.
— Когда мы подъедем к реке, — посоветовал он, — лучше снять носки и положить их в нагрудный карман, чтобы надеть их сухими на другой стороне.
— Хорошо, я так и сделаю, — сказал я.
— Будь осторожен, не заблудись, иди в нужном направлении.
Он сказал, что высадит меня возле немецкого пограничного поста. Там меня коротко проверят и зададут вопросы. Какие вопросы? Не волнуйся. Нужно отвечать кратко, не вдаваясь в детали, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы. После таможни я опять сяду в его машину, чтобы доехать оставшийся путь до реки. Это недалеко. Потом он сам проедет через таможню. Поскольку он был люксембуржцем, никаких особых проблем у него не ожидалось. Проблемы могли возникнуть у меня, так как визы у меня, разумеется, не было. Меня могли задержать при попытке проникновения в страну, обвинив при этом Беккера в контрабандном ввозе людей. Немецкие таможенники были подкуплены, но люксембургские — нет. Поэтому-то я и должен был добираться до Люксембурга через Сауэр.
— Они знают меня, — сказал Беккер. Он имел в виду немецких офицеров. — И они знают, для чего все это. Не бойся.
Но я боялся. Он сказал, что я должен идти вброд все время прямо до отмели в середине, где можно остановиться и передохнуть, если возникнет необходимость, а потом пересечь остаток реки.
— Вдоль Сауэра проходит шоссе, — сказал он. — Я буду медленно ездить по нему туда-сюда, мигая фарами. Когда ты выйдешь из воды, оставайся лежать в прибрежной канаве, пока я не проеду мимо. Выходи только тогда, когда увидишь, как я возвращаюсь. Понятно?
Я кивнул и почувствовал, как бьется мое сердце. Мы добрались до границы за час до полуночи. Воздух был холодный, но дрожал я не только от холода. Была безлунная облачная ночь, 31 октября, вечер накануне Дня всех святых. Может быть, думал я, охранники ввиду праздника отнесутся ко мне по-христиански милосердно.
— Не сверни себе шею! — сказал Беккер.
Мое сердце билось где-то в горле, а он продолжал балагурить. Когда мы подъехали к границе, Беккер остановил машину, поздоровался с таможенниками и стал ждать меня. Охранники казались самодовольными и немного высокомерными.
— Was tut dein Vater? — спросил один из них. — Кем работает твой отец?
— Мой отец умер. Он был портным.
— Ну да, все так говорят: портной или сапожник…
Ждал ли он моего возражения? Я поднял глаза и увидел фотографию Гитлера. Меня охватила дрожь. В чем именно состояло соглашение, которое было заключено? Я старался выглядеть разумным и бесхитростным, но охранники почти не смотрели на меня.