— Куда нам, — поглядывая на Лешу, ответил Волик. — Мы пока Виленкина.
Хоть Волик и пытался сделать вид, что и его друг некоторым образом причастен, но Леша даже отстал немного.
— А ты пробовала сформулировать теорему Пифагора как утверждение о пустоте некоторого множества? — перешел в наступление Волик. Они с Женей прибавили шаг. Тревожная музыка из иных миров зазвучала совсем громко. Сквозь нее едва пробивались когда-то знакомые голоса:
— Множество пасущихся на Луне лошадей пусто. Равно нулю.
— У Виленкина что хорошо? Наглядно.
И еще что-то произносили эти голоса и все в том же роде:
— А множество тигров, живущих на свободе в Австралии, а?
— Ха-ха-ха-ха!
Отстав от своих друзей, Леша шел с широко открытыми, невидящими глазами. Волик и Женя остановились. Вид у них был слегка виноватый.
Когда Леша подошел к ним, Волик сказал:
— Что ты отстаешь?
Леша молчал.
— Жень… — сказал Волик, — а ты знаешь, как Лешка в тире стреляет? Двадцать два из двадцати пяти возможных.
— Он мне рассказывал, — горячо поддержала Женя такой поворот разговора. И вдруг заявила — Мальчики, спойте!
— Зачем? — удивился Волик.
— Мне очень нравится «Степь да степь кругом…»
— Ну и что? — еще больше удивился Волик.
— А Леша рассказывал, что вы ее дуэтом поете. Спойте. Он говорил, у вас здорово получается.
Все трое молчали довольно долго.
— Мы с ним? — переспросил Волик, глядя на Лешу.
— Да, — сказал Леша.
— Понятно, — сказал Волик.
— Бросьте ломаться, — сказала Женя. — Я ненавижу, когда мальчишки ломаются, — Она уже начинала сердиться.
— Мы не ломаемся, — сказал Волик. —
Только «Степь» мне сейчас не вытянуть.
— Ну, спойте, что хотите.
Испепеляющим взглядом глядя на Лешу,
Волик запел тихо, но довольно музыкально:
— Что же ты не подпеваешь? — спросил он Лешу.
— Сейчас вступлю.
— Вступай. Три-четыре…
И они запели вместе:
И с той старинною,
С той семиструнною,
Что по ночам так мучила меня.
Леша как-то забавно фальшивил. Это стало окончательно ясно, когда, подражая современным исполнителям старинной песни, мальчики повторили припев:
Ля-ля-ля-ля-ля-ля…
Женя так слушала этот странный дуэт, что мальчики постепенно смолкли.
Сначала Волик. А потом и Леша, «пролялялякав» несколько раз в одиночестве.
И тогда Женя сказала тихо:
— А я-то думала, что ты очень искренний, Леша…
Вечером Женя кормила своего отца. Он был крупным военным инженером, чем и объяснялся кочевой образ жизни этой маленькой семьи, состоявшей из отца и дочери. Женя привыкла к временным жилищам, быстро находила новых друзей и гордилась отцом, потому что его повсюду ждали, а их переездами ведал министр обороны.
— Почему у нас такое грустное настроение? — спросил военный инженер, не отрываясь от газеты.
— Так… из-за одного мальчика, — хмуро сказала Женя, подавая отцу тарелку. И добавила, чтобы не было недоразумений: — Очень хорошего.
— Бывает, — отозвался отец.
— Понимаешь… он иногда неправду говорит… — хотела что-то объяснить Женя.
— Врет? — оживился военный инженер. — Это большое достоинство.
Оба засмеялись. Женя поняла, что ничего объяснять не надо.
— И потом у него, кажется, музыкального слуха нет, — сказала она уже не всерьез.
— Прекрасно! — обрадовался Женин папа.
— Не смейся, он правда очень хороший. Сегодня, когда схватил двойку по физике…
— Женя, — перебил ее отец, — у этого мальчика есть хоть какой-нибудь недостаток?
Женя опять засмеялась, а потом спросила:
— Мы из Москвы не скоро уедем?
— Понимаю, — ответил Женин папа, — недостатков у этого типа нет никаких.
А Леша и Волик в этот вечер валялись на тахте в Лешиной комнате. Лежа на спине, Леша тихонько запел:
Степь да степь кругом…
Голос его на этот раз звучал очень музыкально.
Волик лежал на животе, подперев рукой подбородок.
— Даже жаль, что мы никогда дуэтом не пели, — сказал он, — могло бы здорово получиться. А при Жене ты неизвестно куда заехал.
— У меня всегда так. Получается только, когда я один, — думая о чем-то другом, сказал Леша и продолжил песню.
Волик тоже повернулся на спину и подтянул.
— Хор мальчиков, — сказал он.
— Композитор Брамс, — оборвал песню Леша, — любил чистить ботинки, потому что в этот момент у него сочинялись лучшие мелодии.
Лежа на спине, Волик с готовностью протянул Леше ногу.
— Смейся, — сказал Леша, — но вот нет среди наших соседей какого-нибудь великого маэстро. — Оживившись, он сел, поджав ноги. — Представляешь, распахивается дверь: «Это вы сейчас пели?» «Мы». «Вас ждет блестящее будущее. Я должен поговорить с вашими родителями». «А у нас нет родителей».
— Обалдел? — забеспокоился Волик и тоже сел.
— Тихо. «Мы бедные сироты». «Тогда я буду учить вас бесплатно». «Но, маэстро…». «Отдадите, когда станете великими певцами. Вот вам сто тысяч лир. Купите себе приличное платье и поешьте досыта. Аривидерчи». Все! И мы в полном порядке!
— Ох, Лешка!
И тут затаенная Лешина мысль вырвалась наконец из его обиженной души:
— Ну, не может же быть, чтобы во мне ничего не было! Мне это сейчас вот так необходимо!
Мальчики замолчали.
Высказав главное, Леша стал подбрасывать в огонь мелкие щепочки.
— Тебе хорошо, ты в одиннадцать лет уже математик. Вы с Женей разговаривали, я ни слова не понял, как будто вы из другого мира.
— Пробивайся к нам, — сказал Волик серьезно.
Леша задумался. Ему очень хотелось сказать: «Я пробьюсь», — но привычка давать себе поблажки победила.
— А что, если мой талант совсем в другом? Что, если я Месеинг, но об этом не догадываюсь? Или вдруг я могу запечатанные письма сквозь конверты читать? Знаешь, так… кончиками пальцев… Давай попробуем!
За стеной Лешины родители, сидя над книгами и тетрадями сына, тоже обсуждали его положение.
— А может быть, у Леши просто слабо я воля? — спросила Лешина мама Лешиного папу. — Он за все хватается и ничего не доводит до конца. Загорается и быстро гаснет.
Лешин папа отрицательно покачал головой. Он был интеллигентный мужчина, но из школьного курса алгебры помнил только, что минус на минус дает плюс. Он сказал:
— Ученик восьмого класса это решить не может. — Папа ткнул пальцем в учебник. — Пусть он со своей силой воли в лепешку расшибется и все равно не решит. Я с высшим образованием, а не возьмусь. Мы этого не проходили.
— А вот они проходят, — возразила мама. — Леша ведь не один в классе.
— Собрали, значит, каких-нибудь вундеркиндов вроде Вольки, — стоял на своем папа. — А наш Леша — нормальный ребенок. Этот Волька, может, еще свихнется от нервного напряжения.
— Тьфу, тьфу, тьфу, — три раза сплюнула Лешина мама.
— От переизбытка информации. — У папы в голосе появились угрожающие нотки. — Я на днях же схожу к нему в школу и поговорю насчет всего этого.
— Не сходишь, — сказала мама. — Ты тоже быстро загораешься и гаснешь.
— Схожу! — горячился папа. — Вот у меня на будущей неделе отгул…
Кончики Лешиных пальцев медленно двигались по поверхности конверта.
— «Леша, ты дурак», — «прочел» Леша.
— Правильно! Как ты догадался? — изумился Волик.
Леша молчал. Весь его вид выражал крайнее «нервное напряжение».
— Дальше не могу. Распечатывай!