Во многих местах вспомнят сегодня обо мне на родине и ни одно гадание, даже самое верное, не скажет, где я теперь нахожусь.
Сам же я только мысленно могу понестись к своим друзьям, родным и матери, которая десятки раз вспомнит сегодня о том, где ее Николай.
Мир вам, мои добрые родные и друзья! Придет время, когда мы опять повеселимся вместе в этот день! Сегодня же, через полчаса, окончив свой дневник, я поем каши из последнего проса и крепким сном засну в дымной, холодной фанзе…»
Весь следующий день усталые люди тащились по снегу и лишь к вечеру добрались до телеграфной станции Бельцовой, которая располагалась на реке Дауби-хэ, в четырех верстах выше ее устья. Всего за девятнадцать дней, проведенных в пути от гавани Св. Ольги было пройдено около трехсот верст. Все это время, отмечает Пржевальский, он даже ни разу не умывался, так что читатель может себе представить, насколько было приятно вымыться в бане и заснуть в теплой комнате.
Река Дауби-хэ, которая в четырех верстах ниже Бельцовой сливается с Ула-хэ и образует Уссури, вытекает из главного хребта Сихотэ-Алиня и, имея в общем направление от юга к северу, тянется на 250 верст. По долине ее проходила телеграфная линия, которая соединяла город Николаевск с Новгородской гаванью. Кроме того, здесь же пытались завести и почтовое сообщение, но оно вскоре прекратилось по причине крайне плохого состояния дороги, устроенной наскоро, в одно лето.
7 января экспедиция прибыла в станицу Буссе, — точку завершения трехмесячной зимней экспедиции, в течение которых было пройдено более тысячи верст. (С 16 октября 1867 года, т. е. со дня выхода из Новгородской гавани, по 7 января 1868 года — дня прихода в станицу Буссе, экспедиция прошла 1070 верст, а именно: от Новгородского поста до Владивостока — 230 верст, от Владивостока до Сучана—170 верст, от Сучана до гавани Св. Ольги — 270 верст и, наконец, от гавани Св. Ольги до станицы Буссе 400 верст.)
Глава шестая. Озеро Ханка
Следующим этапом Пржевальский намечал исследование озера Ханка и внутренних областей Маньчжурии, а именно истоков реки Сунгари и хребта Чаньбошань, где не ступала еще нога европейца. Зиму он провел в организационных хлопотах — пришлось сьездить за дробью в Хабаровку, разослать письма и дождаться ответа с разрешением выдвинуться к озеру Ханка.
Целью экспедиции к озеру Ханка были орнитологические исследования. По словам самого Пржевальского, «лучшими и незабвенными» днями его пребывания в Уссурийском крае были две весны 1868 и 1869 годов, проведенные на Ханке при истоке из него реки Сунгачи: «Пустынное это место, где кроме нескольких домиков, именуемых пост № 4, на сотню верст, по радиусам во все стороны, нет жилья человеческого, предоставляло полное приволье для тех бесчисленных стай птиц, которые явились здесь, лишь только пахнуло первою весной. Никогда не тревожимые человеком, они жили каждая по-своему и представляли много интересного и оригинального, что я наперед сознаюсь в неумении передать вполне все то, чего был счастливым наблюдателем».
Это время Пржевальский проводит вдвоем со своим юным спутником Николаем Ягуновым. С конца февраля уже наблюдается несколько хороших теплых дней, по выжженым с осени травянистым равнинам, раскинувшимся по восточному берегу озера, кое-где появляются проталины. Незамерзающий исток Сунгачи потихоньку очищается ото льда, будто расчищая место для будущего птичьего пролета. Первозданная тишина царит кругом, и только изредка то покажется стая тетеревов, то раздастся стук дятла, то, наконец, пролетят высоко несколько первых в сезоне уток-гоголей, зимовавших на незамерзающих частях реки…
Но вот наступает март. Несмотря на холода, весна уже ощущается и ее первыми вестниками являются лебеди кликуны. С середины марта появляются бакланы (Пржевальский с точностью охотника и естествоиспытателя описывает их охотничьи повадки) и, наконец, журавли.
Совершенно невозможно не привести здесь описание Пржевальским весеннего танца журавлей. В этом описании столько подлинной любви и поэтического любования, что поневоле становишься таким же влюбленным зрителем: