– Хозяин настаивает, чтобы ты отправилась на финскую границу, – сообщил нарком, как только медсестра вышла. – Здесь информация, полученная от нашего резидента Рыбкина, он же консул Рябцев, ознакомься, – он протянул Екатерине Алексеевне папку. – Все его попытки склонить финнов к нейтралитету оказались безуспешны. Они упорно смотрят в сторону Германии, готовы в случае конфликта предоставить немцам свою территорию, а тех сдерживает только пакт, формально, – Берия вскинул брови, – тайно они оказывают Маннергейму всю необходимую техническую помощь, и это становится опасно. К тому же они упёрлись на переговорах по островам. Похоже, их не удастся склонить к компромиссу. Надо организовать операцию, Катя. Симаков кое-что уже обмозговал, Хозяин в общих чертах одобрил. Детали нам поручено с тобой домыслить самостоятельно. Важен политический аспект, – Берия со значением поднял вверх указательный палец, – международный резонанс, так сказать. СССР – государство, которое стремится к миру во всём мире. Мы защитники всех обиженных и угнетенных, надежда пролетариата всего земного шара. Мы против войны. Нельзя допустить, чтобы буржуазная пресса обвинила нас в агрессии против соседнего государства. Всё должно выглядеть так, что финны сами на нас напали, а мы вынуждены ввести войска, чтобы ответить на действия зарвавшегося агрессора.
– Мы войны не хотим, но острова нам всё-таки нужны, – Екатерина Алексеевна попыталась улыбнуться, но боль стала только сильнее, и она сморщилась. – Финны нападать не желают, но надо сделать так, чтобы они этого захотели, или, по крайней мере, так это выглядело для англичан и французов. Я понимаю.
Она помолчала мгновение, потом взглянула на наркома тусклыми, покрасневшими от постоянной боли глазами.
– А ты сказал Хозяину, Лаврентий, что я не могу выполнить его приказ? – спросила она, понизив голос. – Как я могу организовать операцию, тем более исполнить её, если я стоять на ногах не могу, эта проклятая пуля в голове, она меня всю наизнанку вывернула. Ты не сказал ему, Лаврентий? – она догадалась по тому, как он наклонил голову вниз. – Ты побоялся ему сказать. Он вообще не знает, что я – инвалид, почти труп. Что это за агент, которого поведут под руки? – она горько усмехнулась.
– Нина говорит, что несколько часов вчера ночью ты спала спокойно, – проговорил Берия глухо.
– Твоя жена – ангел, Лаврентий, её заботы облегчают мне жизнь, её присутствие по ночам в моей комнате возвращает мне покой, которого я давно не знала, – призналась Екатерина Алексеевна, – но я неспособна к работе. Тем более к такому серьёзному делу. Ты должен сказать Хозяину об этом, Лаврентий. Он назначит другого человека.
– Он назначит другого человека, – Берия снова низко наклонился к ней и почти перешёл на шёпот. – Но тебя выбросит. Просто как ненужную вещь. Как уже однажды выбросил в тридцать седьмом, не помешав Ежову с тобой расправиться. Мне стоило больших трудов вернуть тебя назад, Катя, спасти от судьбы многих, кто попал под расправу вместе с тобой. Хозяин тебя не пожалеет, больные, бесполезные ему не нужны. Он не забыл, кто ты есть, бывшая княгиня Екатерина Белозёрская, ты классовый враг, им и останешься. Ты существуешь только, пока приносишь пользу. Не приносишь пользы – немедленно в расход. Это не только тебя касается, меня тоже, такая власть. Его власть, – он снова поднял палец. – Мы все существуем, пока ему нужны. А перестанем быть нужными, выполним свое дело – отправимся туда же, куда и Ежов с братией. Не надейся на пощаду. Пощады не будет, не жди. Он беспощаден. В этом его сила. Так что надо встать, Катерина, и надо сделать, ну а дальше? – Берия пожал плечами. – На всё его воля. Иосифа. Так что ознакомься, – он кивнул на папку. – Симаков там набросал свои предложения. А мы завтра снова заедем, – Берия встал. – Если всё сделаешь, как я говорю, Алексей быстрей вернётся, свидишься с ним, – Лаврентий пристально посмотрел на неё, в блеклом осеннем свете, проникающем в окно, блеснули стёкла очков. – А Нина приедет вечером, как обычно, как только из института освободится. Подумай, Катя. Всё, пошли, Симаков, – нарком решительно направился к выходу. – Некогда. Дел много.
– А как же чай, Лаврентий Павлович? – услышала Катя в коридоре удивленный возглас медсестры.
– В другой раз, Анна Михайловна, в другой раз. Завтра почаёвничаем.
Хлопнула дверь. По паркету прошаркали тапочки – Аннушка ушла на кухню. Наступила тишина. Екатерина Алексеевна несколько мгновений смотрела на папку, которую нарком оставил ей. «Он не забыл, кто ты есть, бывшая княгиня Екатерина Белозёрская, ты классовый враг, а значит, должна быть уничтожена», – голос наркома всё ещё звучал у неё в ушах. Потом, размахнувшись, со всей силы ударила папку об пол. Боль ослепила её, застонав, она упала на подушки, потеряв сознание.