Павел Наумович Берков, написавший вступительную статью (с характерным для того времени марксистским оттенком) к книге Ю. И. Масанова «В мире псевдонимов, анонимов и литературных подделок», отмечает, что псевдоним зарождается одновременно с ростом индивидуального начала и желания авторов самостоятельно распоряжаться своими работами[47]. Ранее таких проблем не возникало, поскольку первоначально устная литература считалась коллективной собственностью (С. 13), а «все те авторы, анонимные и неанонимные, которые считали себя только “вещателями” речей божества, фактически пользовались именем бога как своеобразным псевдонимом, хотя ни сами они, ни их литературные потребители, – слушатели и читатели, – не сознавали этого» (С. 15). Идея именного авторства возникает с появлением письма: «благодаря зарождению и распространению письменности в античных литературах все больше и чаще стали появляться произведения не просто записные, а специально написанные, не зафиксированный фольклор, а настоящая литература. И именно в результате этого произведения стали сохранять имена своих авторов» (С. 17); «развитие понимания литературной “собственности”» и авторского права произошло в Новое время с изобретением книгопечатания, «позволившего выпускать сразу относительно большое количество экземпляров литературного произведения и по значительно более дешевой цене» (С. 24). Соображения Беркова о возникновении идеи псевдонима можно обобщить следующим образом: только постепенное осознание связи автора с его произведением, т. е. взаимной идентификации сочинителя и его творения, могло привести к обстоятельствам, порождающим необходимость скрывать собственное имя[48].
В. Г. Дмитриев считает, что один только лексикологический подход к псевдониму не позволяет раскрыть во всей полноте принципы его построения и смысловые оттенки[49]. В своей книге «Скрывшие свое имя» он рассматривает именно эти аспекты, затем классифицирует причины, заставляющие авторов изменить свое имя (С. 9–110), а также приводит классификацию видов псевдонима по семантическим критериям (С. 111–120).
Одной из причин, заставляющих писателей прибегать к псевдонимам, Дмитриев называет стремление избежать цензуры и прочих видов преследований, что было особенно важно для авторов эпиграмм или сатирических произведений, а также политически неблагонадежных лиц (например, декабристов во время Николая I) (С. 35). С его утверждением, что после Октябрьской революции этот аргумент перестал быть актуальным (С. 47), едва ли согласились бы писатели самиздата и эмиграции. Среди других причин Дмитриев называет социальное положение авторов, а также сословные понятия, не признававшие литературное творчество приличным занятием (С. 48).
Бывало, что родственники писателя не хотели, чтобы их фамилия фигурировала в публичном пространстве; иногда писатели, подвизавшиеся в других профессиональных сферах (например, служившие офицерами или чиновниками), считали свою основную деятельность несовместимой с писательством (С. 52, 55–56). Несмотря на то что писательская деятельность в ХХ веке обладала уже другим статусом, забота о собственном престиже и общественной репутации носит, безусловно, универсальный характер.
Дмитриев приводит и другие поводы для применения псевдонимов, в частности: опасение возможной неудачи (особенно у начинающих писателей) (С. 60); гендерные предрассудки, заставляющие женщин писать под мужским именем (псевдоандроним) (С. 69–70), хотя были и обратные случаи (псевдогиним) (С. 77); стремление отличаться от других авторов, носящих то же имя (С. 91), или, наоборот, умышленная путаница с известным лицом (С. 95); намеренное употребление одного и того же псевдонима двумя или более лицами (С. 95–96); акцентирование места пребывания, рождения или происхождения (геоним) (С. 98); неудовлетворенность звучанием имени, которое заменяется более «благозвучным» (С. 101), и др.
К этим побуждениям можно добавить и другие, перечисленные, например, в предисловиях к немецкому словарю псевдонимов Йорга Вайганда[50] или к английскому словарю Фрэнка Aткинсона[51]. В случае, когда автор пишет для многих журналов или издательств, псевдоним помогает скрывать это обстоятельство; в периодике применение псевдонимов создает впечатление большего числа авторов, работающих в определенном издании[52]. Псевдоним может быть также применен для того, чтобы сблизить звучание имени автора с жанром, в котором он пишет, часто с целью создать впечатление аутентичности[53]: например, читатель романтических историй будет ожидать от автора произведений этого жанра экспрессивно звучащего имени[54].
47
48
Ю. И. Масанов на заметки Беркова скромно ответил, что хотел бы в книге привести больше конкретных примеров, чем теоретических выкладок: «Настоящая работа не ставит своей целью исследование проблемы “замаскированной литературы” во всех ее аспектах. Делается лишь попытка кратко изложить историю и осветить основные причины применения анонимов и псевдонимов, возникновения литературных подделок и плагиатов, главным образом, на примерах русских писателей, о некоторых поддельных художественных произведениях и мемуарах, о библиографах, работавших над раскрытием псевдонимов и анонимов» (
50
51