Кто ты?
Старая игра, придуманная мной и тем, кого уже давно нет в моей жизни. Его нет, а игра есть, она его пережила и распространилась дальше, изменившись практически до неузнаваемости и растеряв на пути своего становления все первоначальные свои атрибуты.
Сталь ножа – как зеркало. То ту сторону его – мир, отраженный от себя самого, такой же, и вывернутый наизнанку одновременно. Потусторонняя Лори смеется из зазеркалья. Знает, что мне до нее не добраться, и позволяет себе вольности.
Мы играли с Волком, играли с сенсеем и Рене. Выигрывали друг у друга с переменным успехом, не было такого, чтобы кто-нибудь один из нас постоянно жил с победой или поражением. Только у одного человека я никогда не могла выиграть – у нее. У Лори той, которая потусторонняя.
Смотрю на отражение свое в лезвии ножа, оно искаженно и врет. Я тоже вру – сама себе постоянно, так что отражение по сути своей верно. Вторая Лори смотрит на меня из плена остро заточенной стали, смотрит пристально и спрашивает – год за годом один и тот же вопрос, на который я и сама не знаю ответа.
Кто ты?
Отвечать честно, без прикрас – то непременное условие игры, что было и осталось неизменным. Изначально было – угадать, кто перед тобой. Но наедине с собственным отражением особо не разгуляешься. Игра изменилась, как и я сама, и исходная суть ее безвозвратно растворилась в прошлом. Остались только мы вдвоем – я и нож, заточенный с двух сторон, обычный кухонный. И он настойчиво спрашивает меня:
Кто ты?
Решаюсь, наконец, ему ответить.
– Подопытная крыса.
Кто ты?
Лори в отражении не унимается. Я знаю, почему она не удовлетворяется первым ответом – это уже правда лишь отчасти. Крыса есть, а опыты в прошлом. Нож требует иного ответа.
Кто ты?
– Та, что боится правды. Та, которой красивая иллюзия важнее истины.
Это уже вернее. Зазеркальная Лори ухмыляется видимой мне в отражении стороной лица. Вторая, скрытая в глубине ножа, наверняка скалит клыки в порыве бессловесной ярости.
Я – та, которую дважды предавали самые близкие. Та, что воскресла после их предательства – дважды. Я – не крыса, и я не боюсь правды. А кто же ты?
Кто ты?
– Та, которой основательно надо прочистить мозги.
Так иди и чисти. А потом ныряй.
Я не знаю, кто сказал эти слова – я или она. Обе мы думаем сейчас об одном и том же. Бесполезно спорить с ножом, он легко отсекает ложь от правды своими обоюдоострыми искрящимися краями.
– Эй… Ты знаешь…
Знаю.
– То, что я сейчас думаю?
Конечно. Отравление медным купоросом. Смертельно и необратимо.
– Слишком большая концентрация его в крови моей, уже не выкарабкаюсь.
Усмехаюсь своему отражению, не нахожу понимания во взгляде нездешней Лори.
– Ты знаешь… у него такие глаза. Утонуть можно, сорваться в пропасть глубин и лететь, лететь… Плескаться в синеве и пить ее большими глотками. Тонуть и тонуть, раз за разом опускаясь все глубже на дно. Но ты же знаешь, как он не любит, когда я ныряю. Как только заметит – все, хоть ноги уноси и в окно выпрыгивай, прямиком с третьего этажа его. Замечает всегда, как бы я не таилась. Мне приходится по-партизански – и все равно оступаюсь, прокалываюсь, слишком громко топчусь перед прыжком, слишком шумно ныряю. Тонула бы и тонула. Взахлеб, с головой, и дыхание не задерживать ни в коем случае – пускай наполнит до конца, легкие, вены и все, что там в организме есть полого.
Перевожу дыхание – слова льются потоком и набегают друг на друга, не поспеваю высказать их все, а их все больше и больше в моем горле.
– Всякий раз забываю об осторожности, веришь ты в это или нет, забываю о том, что все надо делать тихо. Словами не передать, какой это кайф, и как накрывает цунами. Упоение красотой, растворение в синеве. В глазах его – космические океаны и бездны. Лететь и лететь, дна нет, ничего нет и никого. Он непременно замечает, что я снова плещусь, разведчик из меня никудышный. Ему это не нравится. Очень не нравится… Поэтому приходится мне нырять втихушку. Тайно и незаметно, надеясь не сильно нашуметь, пытаясь спрятаться. Ничего я не умею, даже нырять в синеву, представь себе, милая.
Мы сидим на мосту-переходе, бестолковой конструкции, выстроенной над рельсами, а под нами с грохотом проносятся поезда. Мы – это я и нож вместе с заточенном в его стали моим отражением. Если взглянуть сейчас на нас со стороны – девочка вертит заточку в руках и говорит сама с собой, сидя прямо на голых досках. Но это лишь на первый взгляд, только поверхностное видение, доступное всякому, кто пожелает увидеть. Некому смотреть со стороны – никто здесь не ходит, мост служит для иных целей, далеких от первоначально запланированных его создателями. Мы вдвоем здесь, и только. А еще сам этот мост, с нами третьим – тоже вполне себе живая сущность, хоть и отличная от типичных обитателей этого мира. Мост самоубийц, каких тысячи и тысячи по всему земному шару. Мост смертников местный – через железнодорожный переезд, тот, на котором мы расположились всей честной компанией. Такое зловещее название его – не просто слова, он прозван так не на пустом месте. Он бесполезен в практическом применении, что доказано местными жителями за все то время, что он тут есть. По рельсам перейти пути выходит намного проще и быстрее, чем подниматься и спускаться обратно по крутой лестнице перехода, совершать лишний крюк по шатким деревянным ступеням, которые кое-где уже к тому же отсутствуют. Только время терять впустую и силы, таскаясь туда-обратно с зачастую неподъемными сумками. Зато мост идеален, чтобы броситься с него под поезд, спрыгнуть вниз перед самым локомотивом на полному ходу, пока тот не успел затормозить. Этот мост видел смерть воочию, не раз уже становился он последней ступенью, разделяющий миры – явный и потусторонний. Мост смертников, нареченный своим жутким именем – что же еще остается ему бедному, как не выполнять навязанное ему предназначение? Имя едва ли определяет судьбу, но в его случае, вкупе с нелепой громоздкой конструкцией его, выбор бы невелик. Он – для того, чтобы совершать переход. Не от одной платформы к другой, как задумывалось изначально непутевыми его инженерами, а из одного мира в миры иные. Мост в одну сторону, переброшенный над измерениями. Для того, кто решился пройти по нему, нет смысла уже возвращаться назад.