Тишина за дверью сменяется легкими шагами. Чуть слышными, совсем не похожими на те, которыми я оглашала подъезд несколько минут назад. Щелчок замка, едва различимый звук дверных петель.
– Witaj, Stan.
Стоит передо мной, и никого дороже нет в этом мире. Хочу упасть в его руки, но вместо этого лишь улыбаюсь и легко касаюсь его плеча.
– To ja.
– Wjem.
Здесь, в этом доме, нет иных языков, кроме того, на котором сказаны эти слова. Здесь я чувствую себя абсолютно иным человеком, собой истинной. Я настоящая – говорю на единственном своем языке с тем, без которого не представляю жизни. Я возвращаюсь к себе, снова и снова. Когда-нибудь я вернусь навсегда, чтобы больше уже никогда не пришлось проделывать путь этот заново. Когда-нибудь я останусь. Когда-нибудь, как только найду в себе силы сказать это вслух.
Имя ему – Станислав, ударение на второй слог с конца, условие обязательное для выполнения. Он – потомок беженцев из оккупированной нацистами Польши, волею судеб осевших после окончания войны в Советском Союзе и обретших в лице его свою новую родину. Он старше меня на три года, а знакомы мы еще со времен нашей юности. Все эти годы я беззаветно люблю его, ни на что не надеясь особо.
Мы говорим с ним на польском. Сначала это было – как развлечение, а потом я втянулась. Сейчас уже и не представляю, что может быть как-то иначе. Здесь все по-другому, и я чувствую себя иным человеком – Лори все та же, но что-то в ней изменилось, что-то неявное, что так просто не выхватишь из общей картины, но несомненно что-то новое, что исчезает, стоит только переступить порог обратно. Есть мнение, что язык, на котором мы говорим и думаем, влияет на восприятие нами реальности и наш образ мыслей, и мы неосознанно меняем собственную личность, переходя с одного языка на другой. Здесь, в тихой квартире на третьем этаже старого дома, нетрудно в это поверить.
Мы сидим с ним на кухне, друг напротив друга. Он поит меня свои особенным чаем, который у него получается не похожим ни на какой другой. Нигде и никогда я не пробовала ничего подобного, ни до, ни после. Рецепт его приготовления, как видится, тайна за семью печатями.
– Все обещаешь меня научить такой готовить, и каждый раз находишь причину этого не делать, – напоминаю я ему о давно уже данном обещании. Опрометчиво данном, как могу заключить теперь.
– Научу обязательно. В другой раз, – Стан снова увиливает, что уже привычно.
– Как всегда, иного я и не ожидала.
Если бы у меня была смелость, смелость иной природы – то ты услышал бы от меня все несказанные за эти годы слова. Годы идут, слов все больше, и все они – во мне, пульсируют и колются. Ты и без того, не сомневаюсь, все знаешь – чувства не скроешь, они ощущаются на уровне более тонком, чем весь этот мир. Я весь воздух в твоем доме наполнила любовью, хотела я того или нет, неважно – она льется через меня потоком, неконтролируемым и неподвластным усмирению диким родником живой воды. Все, кто проходит мимо твоей двери, вдыхают этот воздух и дышат моими чувствами. Радиация моей любви меня убьет, вероятно – ну и пускай. Будь у меня смелось, я бы тебе сказала. Ты не узнал бы из слов моих ничего нового, но ты бы их услышал. Я люблю тебя настолько сильно, что любые слова любого языка не выразят этой силы. Просто сказать об этом – мало. Молчать – больно, больнее с каждым разом. Я не знаю, что мне делать – любой вариант кажется заведомо неверным. Я не знала тогда, что пропаду – сама мысль о том казалась мне невероятной.
Лори боится и ни на что не решается. Вот уже столько лет подряд. Потому что ты – человек совершенно иного социального слоя, в отличии от нее. Лори вызванивает морзянкой первую букву своего имени у твоей двери, сообщая тебе – я здесь, вот она я – и не знает наверняка, нужна ли она тебе.
Я ничего не знаю о его возможных девушках, бывших и настоящих. Один только раз я обмолвилась на эту тему, вскользь и неловко, он ответил тогда – будто загадку загадал. Ответ на нее был так близко, что я не решилась его узнать. Испугалась, как обычно, если дело касается Стана. Испугалась возможной правды.
– А ты знаешь, кто-то определенно делает успехи на своем нелегком поприще, – я силой прерываю поток собственных невеселых мыслей, не давая ему унести меня в дебри самобичевания. – Как ни приду к Рене, мама его всякий раз не узнает меня и думает, что у него снова новая девушка.
– Жаль, я не могу отдать должное твоим умениям, – легкая улыбка касается лица Стана.
– Придется тебе поверить мне на слово.
– Я верю. Я всегда тебе верил. И в тебя, – добавляет он.
– У меня уже набралось работ на небольшое портфолио, довольно неплохое, кстати, и оно к тому же продолжает расти. Да и отзывы клиентов свое темное дело делают. Диплом, думаю, в этом мастерстве не главное, а ты как считаешь?